Книга Невеста в алом - Лиз Карлайл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это и был тот самый конфликт, который Сазерленд был обязан разрешить. Очень хорошо жертвовать чем-то во имя Братства, если ты являешься частью организации — и к тому же джентльменом, а значит, защищен от презрительных насмешек общества. Но совсем другое дело, если ты — леди. Леди, которой было отказано в членстве. И которая все-таки сделала все, что было в ее силах, — все возможное и даже невозможное.
Теперь слишком поздно начинать бороться с этической неопределенностью данного дела. И с чувством вины. Она терзала его, лишая внутренней уверенности в том, что мужчины являются более сильным полом и что женщине нет места в Братстве. Но если хотя бы половина того, что он слышал, была правдой, то эта молодая особа была исключительно смелой.
Поезд издал еще один оглушительный звук, и толпа пассажиров устремилась в направлении дверей. Выражение лица Анаис де Роуэн не изменилось.
Внезапно у него возник порыв — а возможно, просто сработал здравый смысл. Он снял свой цилиндр и поставил его на саквояж.
— Дорогая, — сказал он, — дайте вашу руку.
Смутное изумление отразилось на ее лице, но она сделала это, вложив в его ладонь свои длинные, холодные пальцы.
— А теперь, — сказал он, — произнесите слова. И побыстрее, пожалуйста.
— Слова? — Ее брови взлетели.
Сазерленд взмахнул пустой рукой, в то время как поезд просигналил снова.
— «Я смиренно прошу о приеме» и так далее, и так далее, — сказал Сазерленд.
— В Братство? — пребывая в легком шоке, уточнила она.
— Да, да, это лишь формальность, — ответил Священник. — Лейзонби уже произнес свою часть.
Джефф мрачно взглянул на него.
— Ради Бога, Сазерленд! — прошипел он. — На железнодорожной станции? Уместно ли?
Но мисс де Роуэн уже повторяла традиционные слова, и ее голос был тихим, но ясным, а латынь — точной.
— Я смиренно прошу о приеме в члены Братства, — быстро произнесла она. — Я заслужила это право моей Преданностью, Силой и Кровью. Клянусь честью, я обещаю, что своим Словом и своим Мечом я буду защищать Дар, мою Веру, мое Братство и всех его Родственников, пока последнее дыхание жизни не покинет моего тела.
Сазерленд положил руку на ее плечо.
— Тогда пусть твоя рука, сестра, будет как правая рука Господа, — сказал он. — И все твои дни будут отданы Братству и службе Ему.
— Так же, как твоя, — ответила она.
Сазерленд опустил обе руки и слегка поклонился.
— Ну вот, — сказал он, — дело сделано.
Мисс де Роуэн выглядела все еще смущенной.
— И… больше ничего? — спросила она. — Это все?
— Ну, если хотите, по возвращении в Лондон мы можем закончить формальную церемонию инициации, — предложил Сазерленд.
— Нет, благодарю вас, — твердо сказала Анаис. — Я уже выбросила свою сорочку.
— Тогда это все.
— Ну, я думаю, все-таки должно быть голосование, — неуверенно сказал Джефф. — Общество Сент-Джеймс…
Она пригвоздила его взглядом.
— И как ты будешь голосовать?
Его взгляд смягчился.
— Ты ведь знаешь, как я буду голосовать.
— А я знаю, как проголосуют остальные, — сказал Сазерленд, ухватившись за цилиндр и надевая его на голову. — В противном случае им придется искать себе нового Священника.
Джефф взял в свои руки руку Сазерленда и крепко пожал ее.
— Тогда я жду единодушный вердикт, — сказал он, повернувшись к Анаис с нежной улыбкой. — Мои поздравления, дорогая. Ты их заслужила.
— Ну хорошо. — Сазерленд резко откашлялся. — Я в любом случае буду с нетерпением ждать разрешения этой небольшой тайны, касающейся вашего совместного будущего, — сказал он, снимая цилиндр и кланяясь Анаис, в то время как прозвучал еще один свисток паровоза. — Думаю, это мой поезд в Ипсвич. Позвольте мне поблагодарить вас обоих за образцовую службу Братству золотого креста.
И с этими словами он повесил зонтик на руку, взял саквояж и направился к поезду.
Почувствовав себя вдруг неловко, Анаис посмотрела Сазерленду вслед. В ее голове до сих пор не укладывалось то, что он только что сделал.
Они с Джеффом почти три дня провели в Эссексе, инструктируя Сазерленда и мистера Хенфилда, участвуя в воссоединении Шарлотты с родителями и улаживая дела Жизели. И теперь миссия была завершена. Опасность миновала. И казалось, будто бы между ними все изменилось.
Но Джефф взял ее руку в свою и крепко сжал ее, возвращая все на свои места.
— Пойдем, любимая, — прошептал он. — Пора возвращаться домой.
На станцию, медленно выбрасывая дым и покачиваясь, прибывал другой поезд. Он остановился, и возобновилась бурная деятельность, на этот раз в противоположном направлении. Анаис взяла предложенную руку Джеффа, а он, схватив в одну руку обе их сумки, понес их так легко, словно они были невесомыми.
Спустя несколько минут они уже были в своем вагоне и убирали ручную кладь. На платформе начали открываться и закрываться двери. Далеко впереди раздались два таких громких гудка, что Анаис чуть не подскочила на сиденье. Последние пять дней она провела, как на острие ножа, и теперь чувствовала себя так, словно все ее тело находилось в состоянии постоянной повышенной готовности.
Сидящий напротив нее Джефф потянулся и положил свою руку на ее.
— Так бывает иногда, — спокойно сказал он, словно прочитав ее мысли. — Скоро мы вернемся в Лондон, и жизнь войдет в нормальное русло.
Именно этого и боялась Анаис. Она опасалась, что они вернутся в Лондон такими же, какими они его оставили, — подозрительными, настороженными незнакомцами, живущими каждый своей жизнью. Она боялась, что дни, которые она провела с Джеффом, были удивительным эпизодом в ее жизни, не имеющим никакого отношения к реальности. Что его страсть к ней была лишь страстью и ничем более, и что ее новое представление — о себе, о жизни, о любви и о мечтах, которые ее томили, — начнет исчезать, как только она окажется вдали от Брюсселя.
Ее сомнения усиливались тем фактом, что с тех пор как они покинули дом Лезанна, они ни на мгновение не были с Джеффом наедине, если не считать тот горячий поцелуй в темноте на борту «Джоли Мэри». На протяжении многих дней подряд они жили бок о бок и учились доверять друг другу, работали, хоть и ругаясь и ворча, на общую цель и стали любовниками — любовниками, охваченными лихорадочной страстью.
А затем — так же внезапно, как все началось — все закончилось. Время, проведенное вместе, сплоченность во имя общей цели — всему этому пришел конец. А лихорадка, как знала Анаис, способна сжечь саму себя. И все же она чувствовала себя абсолютно другим человеком. Ее представление о себе каким-то образом изменилось, перевернув ее вполне упорядоченный мир. И теперь цель, над которой она так долго и упорно работала — инициация в Братстве золотого креста, — оказалась внезапно достигнутой. Так почему же у нее возникло такое чувство, что ей все стало безразлично?