Книга Первые четыре века христианства - Андрей Николаевич Муравьев

святителя, которого подозревал в заблуждениях Оригеновых и, соединив у себя несколько епископов, прочел им деяния собора Кипрского и убедил подписать осуждение Оригена. Феотим, епископ Скифский, отрекся, говоря, что не должно касаться памяти усопших, которых заживо не осудила Церковь, и сам Златоуст, исполненный уважения к благочестивой жизни престарелого Епифания, несколько раз склонял его к дружескому общению, не соглашаясь, однако, на его усильные требования осудить Оригена и великих братьев без соборного предварительного разбирательства. Узнав, что по внушению недругов, Епифаний, увлеченный неблагоразумной ревностью, хотел всенародно обличить его в церкви Апостолов, Иоанн послал архидиакона своего предупредить старца, чтобы не возникло смятения народного, и на сей раз не только удержался Епифаний, но размыслив о неправильности своих действий и невинности Иоанна, поспешил оставить суетную столицу, чтобы окончить дни свои посреди любящей паствы. Тайное предчувствие ускоряло его отплытие, и уже готовому сесть на корабль, принесли пророческое слово от Златоуста: «Брат Епифаний, хотя и дал ты совет на мое изгнание, знаю, однако же, что не узришь более своего престола». «Брат Иоанн, — отвечал в том же прозорливом духе отходящий старец, — мужайся, ибо и ты не дойдешь до места своего изгнания!» И оба прорицания сбылись!

401-й от Рождества Христова

Наконец, приплыл Феофил со множеством епископов Египетских, как судия, хотя сам был позван к ответу, и, чуждаясь общения с Иоанном, не хотел также поместиться в приготовленном для него жилище, но остановился вне города, где начал собирать около себя врагов Златоуста. Их было довольно из числа духовных и мирян; но главными почитались Акакий, епископ Верейский, Севериан Гавальский, Антиох Птолемаидский, завистники его славы, и несколько клириков, лишенных сана за порочную жизнь, также и сановники двора царского, и три именитые жены, обличенные за нескромную жизнь в сильных проповедях святителя, и сама Царица, часто раздражаемая его правдивостью на кафедре. Некоторые из епископов Азии, недовольные строгим судом Иоанна, присоединились к его врагам, и к великому изумлению всех православных, подсудимый Феофил, вместо оправдания, сам соединил многочисленный собор в предместий Халкидонском, под председательством Павла Ираклийского, как митрополита старшего престола Фракии, от которого принимали поставление по древнему чину архиепископы столицы. Все возможные клеветы возведены были на Иоанна: его обвинили в надменности и в жестоком обращении с клириками, и за то будто бы, что уморил в темнице, посланных Феофилом, в нарушении чина церковного, в расхищении имуществ, и даже в нечистой жизни, которая однако вся протекла в подвигах постнических.

Пока Феофил держал нечестивое соборище в Халкидоне, до сорока епископов сидели около Иоанна, в крестовой его палате, изумляясь дерзости пришельца Египетского и шаткости двора. «Братия мои, — сказал им с кротостью святитель, — только молитесь, и если любите Господа Иисуса, никто из вас да не оставляет ради меня своей церкви, ибо как говорит Апостол: меня уже приносят в жертву и время моего отшествия наступило, и я предвижу, что после многих скорбен скоро окончу жизнь. Знаю умысел сатаны, не терпит он тяжкой брани, какую вел с ним открыто словом моим; поминайте меня в молитвах и Бог да помилует вас!» Тогда исполнился рыданием сонм, и епископы со слезами целовали в уста, очи и чело своего архипастыря, и поникнув взорами, погрузились в горькое молчание. Но Иоанн опять нарушил его кроткою беседой: «Не плачьте, братия, надо мною и не разрывайте мне сердца: ибо дли меня, по словам Апостольским, жизнь — Христос, а смерть — приобретение. Вспомните, как часто я сам говаривал вам, что жизнь есть только странствие; разве мы лучше патриархов, пророков, Апостолов, чтобы нам вечно оставаться в этом мире?» Когда же один из присутствующих возразил: «Мы плачем о сиротстве нашем и вдовстве Церкви, о нарушении ее законов и торжестве нечестия, обнищании убогих и духовном лишении паствы», Златоуст ответствовал: «Довольно, брат мой, довольно, не оставляй, однако же, Церкви, не мною началась она, не мною и кончится!» «Но если мы останемся, — прервал епископ Вифинии Елевзий, — нас принудят сообщаться с твоими врагами и подписать приговор твой». «Сообщайтесь, — продолжал Иоанн, — чтобы не сделать раскола, но не подписывайте приговора, ибо совесть моя не упрекает меня ни в чем достойном низложения».

Тогда взошли посланные от Феофила с грамотою соборною к Иоанну, в ней не называли его даже епископом, и требовали на суд. Бывшие с ним отправили от себя трех епископов на собор, с увещательным словом: не делать раскола и помнить уставы Никейские, ибо тридцать шесть епископов одной области не вправе судить святителя чуждой им епархии, на стороне которого семь митрополитов и свыше тридцати епископов разных областей, тем более, что и сам судья Феофил вызван для оправдания. Со своей стороны Иоанн ответствовал, что доселе не знал против себя никаких жалоб, если же хотят судить его, пусть прежде удалят неприязненных ему: Феофила, который явно хвалился, что идет низложить его с престола, Акакия, Севериана и Антиоха; тогда готов предстать хотя бы и на Вселенский Собор, иначе же все приглашения останутся тщетными!

Явились и посланные от императора, с повелением идти на соборище, а между тем три епископа, представшие туда вместо Иоанна, подверглись поруганиям, побоям и узам. Но Иоанн оставался в своих палатах или проповедовал в церкви, и каждое слово обращалось ему в осуждение. Его обвиняли в покушении возмутить народ, за то, что говорил с кафедры: «Восстает сильная буря, мы же не боимся потопления, ибо основаны на камне; чего страшиться мне? Смерти? Но Христос жизнь моя, а смерть приобретение! Изгнания? Но Господня земля и исполнение ее! Лишения имуществ? Но мы ничего не внесли с собою в мир, ничего и не изне-сем! Церковь же непоколебима, а любовь сделает меня повсюду неразлучным с паствою».

Оправдываясь в клеветах, какие на него вымышляли, он продолжал: «Знаете ли, братие, за что хотят меня низвергнуть? За то, что не имею у себя пышных тканей и не облекаюсь в шелковые ризы и не даю пиршеств. Порождение ехиднино преобладает; есть еще остаток племени Иезавелина и борется с духом Илии; ныне время плача и бесчиния, опять бесится Иродиада, опять требует главы Иоанна и для того она пляшет!» Враги Златоуста отнесли слова те к царице и подвигли ее к мщению; соборище Феофилово осудило его заочно, как неявившегося на зов, и предоставило наказание императору, который велел изгнать его из столицы. Вечером извлекли святителя из церкви вооруженной рукою, и ночью, в малой ладье, перевезли на Азиатский берег Боспора; но изгнание продолжалось только один день,