Книга Дон Хуан - Гонсало Торренте Бальестер

разместил так далеко, и для того, чтобы увидеть их, нужно пересечь все небо.

– А! – сказал Господь равнодушно. – Так ты говоришь о Еве. Это единственное, что мне оставалось сделать. Вот нынче ночью я и потрудился. Она – для тебя.

– Для меня?

– Да, чтобы ты не скучал один.

– И… я могу потрогать ее?

– Конечно. И чем раньше, тем лучше…

Но Адам уже побежал обратно в пещеру, не дождавшись наставлений Господа, и встал на колени рядом с Евой. Рука его робко гладила длинные темные волосы и раздвигала их. Когда открылись груди Евы, Адам остолбенел от изумления и по-дурацки вылупил глаза. Ева потянулась, открыла очи, увидала Адама, улыбнулась ему и сказала: «Иди ко мне!» Адам, трепеща, придвинулся поближе и взял руку, протянутую Евой. «Ну иди же!» – повторяла она. Адам опять испугался. Он оттолкнул ее, попятился назад и выбежал из пещеры.

– Господи, она проснулась!

– И что?

– Говорит, чтобы я шел к ней.

– А ты?

– Я, Господи… Я… робею. Она ведь не такая, как Ты или я… она…

Господь схватил его за ухо:

– Поди сюда, дурень.

И что-то зашептал ему на ухо. Адам гримасничал – то изумляясь, то радуясь, то ужасаясь.

– Хорошо, Господи. Я сделаю, как Ты велишь.

Тогда Всевышний чуть отвел плечо и позволил солнечным лучам проникнуть в пещеру. И свет, отраженный кварцевыми стенами, озарил Адама. Это был зеленый свет изумрудов, красный свет рубинов, синий свет сапфиров… Полуоткрытые губы Евы ожидали Адама, и тот последовал советам Господа.

Снаружи на всем просторе Вселенной продолжала звучать музыка, и Господь, сочинивший ее к данному случаю, поднял правую руку и дал знак всем замолчать – пока уже без Божьего повеления вдруг все творения со всех концов всех миров не испустили общий крик ликования, и крик этот гремел громче, чем раскаты грома, и содрогнулись от него звездные оси, и музыкой залились самые дремучие уголки. Господь же сложил руки на груди и опустил голову:

– Ладно!

Он ждал. Звери, разделившись на пары, искали укромные уголки. Музыка гасла. Покой возвращался в Мироздание, но покой иного рода – он стал совершенней, прочней, словно все созданное Господом, а создал он бесчисленное множество всяких вещей, до сих пор было временным, и только в сей миг вручил им Бог право на вечность.

И Господь изрек свое слово:

– Скоро выйдет из пещеры Адам, так чтоб к тому мгновению все разом примолкли. Он должен заговорить, и я жду от него важных слов. И только после того, как он произнесет их, можете ликовать, сколько душе угодно.

Тут вышел из пещеры Адам и вывел за руку Еву. Он шел чуть впереди, будто она следовала за ним против воли. Ева смущалась и пыталась укутать тело волосами.

– Ну же, не бойся, Господь добрый.

Бог поднялся им навстречу. Он был статный и очень высокий – как кедр. Адам обнял Еву за плечи и крепко прижал к себе:

– Господи, теперь и я готов.

Ева все никак не могла побороть смущение и норовила спрятаться за его спину. Адам посуровел:

– Ну хватит же, я так всю речь позабуду.

– Ева, стой спокойно. Адам прав.

Они составляли славную пару, к тому же сразу было видно, что Адам – хороший человек и любит Еву. Ведь он сразу спросил у Бога:

– Правда, красивая?

Господь кивнул.

– Так что ты собирался мне сказать?

– Ах да. Я хотел сказать, что теперь могу передать Тебе послание от всех вещей на свете, потому что почувствовал в сердце своем токи любви, которые направляются от них к Тебе, а также любовь, источаемую Тобой и разлившуюся по всему Мирозданию. В душе моей звучит эхо жизни, и я доношу его до Тебя, словно молитву всего сотворенного Тобой. Я благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты перекинул над бездной этот мостик… – он указал на Еву, – и за то, что сотворил нас такими. Я чувствую в груди моей толчки ее крови, а она – моей, будто мы – одно… – Он крепко обнял Еву, словно желая с ней слиться.

Господь открыл им свои объятия:

– Я рад, очень рад.

Он, видно, собирался сказать еще что-то, но Адам повернулся к Еве и зашептал:

– Ну же, скажи и ты что-нибудь. Пускай Он тебя услышит.

– Я боюсь.

– Да скажи хоть спасибо.

Тогда Ева оторвалась от Адама, приблизилась к Господу и, встав на колени, сказала:

– Спасибо.

Господь погладил ее по голове. А так как Адам явно торопился вновь остаться с Евой наедине, Бог объявил, что хочет пойти прогуляться.

Все и дальше могло бы идти так же прекрасно – потому что было прекрасно задумано и исполнено. И какое-то время, которое, правда, днями не измерить, все и шло замечательно. Мироздание действовало, словно хорошо отлаженный механизм, не требуя подгонки и запасных частей. Жизнь текла волнами в упорядоченном ритме, и Ева впитывала эти волны самим нутром своим и препровождала Богу через Адамово сердце. Приливы и отливы любви делали их счастливыми. Они без слов понимали друг друга, иначе говоря, их связывали совершенные узы. Если на плечо Евы садилась оса, спящий Адам чувствовал на коже своей легкий зуд.

Вот только Сатана остался не у дел: он нашел прибежище в самом дремучем уголке Мироздания и оттуда созерцал Вселенную, трепещущую от любви, дышащую любовью, – так степные племена с высоких гор взирают на ставшие недоступными им плодородные земли. Но было одно отличие: красные крылья Сатаны объяли Космос и удерживали в своей власти, словно он собирался сжать его тесным кольцом и самовластно царить в нем.

Сатана имел неприятнейшую манеру все, что происходит вокруг, принимать за личную обиду. А так как Бог не обращал на него внимания, он отыгрывался на своем воинстве. И в тот самый миг, когда соединились Адам и Ева, когда сок жизни, ставшей отныне любовью, хлынул к их смущенным сердцам, Сатана повернулся к миру спиной и стал держать речь перед особо доверенными лицами:

– Что ж, Другой придумал отличную штуку.

Все засмеялись. Но в темных глазах Сатаны зажегся маленький огонек. Вот уже несколько дней – или веков, кто тут разберет! – он искал одиночества и имел встревоженный вид, выходил же из своей обители только ночами. Хранители границ видели, что он позволял себе небывалое – проникать в самые дальние дали, растворяясь в свете Вселенной. Сатана отправлялся прямехонько в Рай, входил в пещеру Адама и наблюдал за происходившим там с жадным любопытством наукоиспытателя, при том что никто его присутствия не