Книга Гений 30 лет Спустя - SWFan

может быть даже отлили из звёздной стали… Но сам Мо Циньгуан высказался против. Ему не хотелось почестей, он их не принимал, а за такие предложения, принижающие всех прочих Президентов, и вовсе ругал людей. Этот человек всегда говорил, что правитель настолько хорош, насколько хороши его подчинённые. Якобы ему просто повезло возглавить Федерацию в момент её расцвета, он всего лишь исполнял свой долг как следует, и всё, а так на его месте справился бы каждый.

Сложно было с этим поспорить, ведь и вправду, именно на его век пришлось рождение величайших героев Федерации. В её небесах вспыхнула и до сих пор сияла целая звёздная плеяда. Вот только на месте самой яркой звезды в ней ныне зияла пустота.

Как и сам Мо Циньгуан, Фан Линь в сознании людей жил теперь только в образе каменного монумента.

Именно его вспомнил мужчина в красном по имени Хуэ Кун. Сперва ему вспомнилась статуя президента, затем статуя Героя напротив, — мужчина не был глуп и довольно быстро провёл сравнение в своей голове, и всё понял.

И сразу же он разинул челюсть от удивления, — Хуэ Кун не мог поверить, что такое возможно, что этот человек правда ещё жив; потом, когда буря внутри него утихла, мужчина задал закономерный вопрос:

— Но… Как?

— Убить такого воина непросто, — отвечал ему, не поворачиваясь, Чжань Тэнь. — Он потерял свою культивацию, но выжил. Его же нынешние силы можно объяснить пилюлей Сансары.

— Сансары… — кивнул всё ещё потрясенный мужчина; первое время ему сложно было всё это принять, — потом наоборот, у Хуэ Куна даже как-то полегчало на душе. Он сделал расслабленный вздох и горько улыбнулся. Ведь наконец всё встало на свои места. Всё это время мужчину сжирало волнение, беспокойство. Ему сложно было прийти в себя после того, как он он увидел такую огромную силу в руках человека с культивацией примерно равной его собственной; но теперь Хуэ Кун наконец успокоился.

Ведь если на всём Звездном Небосводе и был хоть кто-то способный на такое, сражаться против воина на стадию выше, то это был только Он…

Хотя, — Хуэ Кун призадумался, — возможно был ещё один такой человек…

59. Госпожа Фан

Коляска с нежным хрустом катились по каменной площади.

Стояло самое раннее утро. Первые лучи солнца уже опустились на высокие статуи, и протянули их тени аж до широких ступеней, предваряющих портик огромного каменного сооружения. Все монументы, расположенные на площади у его подножья, находились на разном расстоянии друг от друга. Между некоторыми были прорези всего лишь в двадцать, двадцать пять метров, между другими — вплоть до нескольких сотен. Каждый метр расстояния знаменовал год, который провёл на своем посту запечатлённый в монументе президент Федерации.

Федерация существовала уже более тысячи лет, а потому утренняя прогулка мужчины в коляске, от первой статуи до последней, обещала занять некоторое время. Скучая, он разглядывал то каменные статуи, то свои ноги, а то и голубые небеса, — и тогда, в лучах солнца, тёмные глаза мужчины проявляли глубокий голубой лоск; катил его коляску по площади рослый человек в белых одеяниях, скрывавших его лицо.

Между монументами тянулась его длинная тень и тень коляски.

В какой-то момент мужчина в коляске заметил эту тень, присмотрелся к ней и задумчиво наклонил голову; его полные, немного красные губы оставались неподвижны на светлом, ровном лице с чутка заострённым подбородком. На вид мужчине было лет не больше двадцати лет. Он мог показаться ещё совсем юношей, но в его гладких чёрных волосах мелькали в лучах солнца седые струнки.

Единственным звуком в утренней тишине был нежный хруст колёсиков о каменную площадь. Но вот дунул ветер, волосы мужчины взмыли, захлестали, его глаза самую малость прищурились, и он вытянул в сторону правую руку. На неё резко, но одновременно осторожно, приземлился чёрный орёл. Он сбросил из клюва небольшую нефритовую табличку на колени мужчины, а затем одним взмахом крыльев снова взмыл в голубую высь.

— …Дерзкая птица, — раздался сухой и тяжёлый голос человека в белом.

— Это его природа, — нежно отвечал ему мужчина на коляске. — Разве можно осуждать льва за то, что он не снимает во время официальных визитов свою гриву?

— Гриву можно сбрить, — кратко сказал человек в белом.

— Можно; а ещё можно не проводить утренние прогулки в гробовой тишине, но ведь я не прошу тебя со мной разговаривать.

— Хочешь, чтобы тебя развлекали разговором?

— Боюсь, в твоём исполнении это будет настолько же неловко, как побритый на лысо лев, — прикрывая веки сухо улыбнулся мужчина. Он взял табличку и приподнял её для человека в белом. Тот остановил коляску и схватил её пальцами. Они оказались на удивление тонкими, длинными и нежными, — как пальцы прекрасной девушке, что никак не состыковывалось с голосом человека в белом, похожем на эхо в сухом каньоне. Чудесный пальчики надавили на нефрит; он треснул и превратился в облако зеленоватой пыли, которое пролетело вперёд и приняло форму экрана с застывшей картинкой. Человек в белом хлопнул, и картинка пришла в движение:

Сперва показались образы приятного рассвета на пляже; затем мелькнула звезда, и голубовато-бело-желтую палитру заволокло серой дымкой. Явилась девушка в чёрном, мелькнул взгляд её серых глаз. Затем, постепенно, вспыхнуло пламя. Оно разгоралось всё ярче и ярче, пока вдруг не потухло… А затем вновь засияло ярче прежнего и выжгло тьму.

Всё время, что проигрывались образы, человек в белом внимательно наблюдал за записью; когда она завершилась, он заметил:

— Пилюля Сансары вернула ему силу третьего Ранга Стадии Дао Сердце. Вместе с бронёй он смог победить противника… Примерно на первом ранге Эманации… С ней почему-то сложно сказать, — задумчиво прохрипел он.

Мужчина на коляске сказал:

— Отмотай назад.

— Хм?

— Пару секунд, — добавил он нежным голосом.

Человек в белом кивнул и взмахом руки промотал запись назад. Снова набухла тьму, вспыхнуло пламя, и…

— Стоп.

Запись остановилась; мужчине в коляске всмотрелся в застывшую картинку. Он даже немного вытянулся вперёд, и человек в белом приготовился удержать его, если он выпадет, но затем мужчина затем снова обмяк на своём кресле.

— Ближе, — сказал он.

Картинка приблизилась, и вскоре человек в белом тоже смог рассмотреть, что именно привлекло мужчину в этом конкретном кадре: он изображал застывшую спину, — крепкую, ровную, покрытую бронзовой бронёй спину. Кроме неё был ещё заметен белый краешек лица воина и блеск золотистого колечка у него в ухе.

— Навевает воспоминания, — проговорил мужчина в коляске. Человек, казалось, хотел ему ответить, но неожиданно он растерялся — его растерянность была заметная даже