Книга Серая Женщина - Элизабет Гаскелл

хозяина: тот буквально ничего не делал без приказа первого. Хозяин, одетый хоть и богато, но совершенно неспособный носить дорогие вещи, выглядел по меньшей мере нелепо, несмотря на внешнюю привлекательность. Он постоянно ходил по залу и, как я заметил, вызывал подозрение кое-кого из гостей, которые, должно быть, уравнивали его со спутником, похожим на посольского лакея, хоть платье его вовсе не было лакейской ливреей. Сапоги доставали до колена невероятно маленьких ног и стучали во время ходьбы так, как будто были слишком велики. Особенно удивляло огромное количество серого меха на сюртуке, мантии, сапогах, шляпе – повсюду. Известно, что внешне некоторые напоминают животных или птиц. Так вот, этот лакей (буду называть его так) походил на моего кота, которого вы не раз встречали в комнатах, постоянно удивляясь неизменной важности его манер. Мой Том носит серые бакенбарды – такие же я заметил у лакея. Верхнюю губу моего кота украшают серые усы – такие же были и у лакея. Зрачки Тома расширяются и сужаются так, как, по моему мнению, способны изменяться только кошачьи, но то же самое свойство я заметил в глазах лакея. И все же, несмотря на всю хитрость моего кота, лакей имел перед ним преимущество: обладал интеллектом, судя по выражению лица. К тому же он явно имел абсолютную власть над хозяином или патроном, за которым неустанно наблюдал и следовал с озадачившим меня странным интересом.

В более отдаленной части зала собрались другие группы – судя по одежде и манерам, явно принадлежавшие к почтенной старой школе. Все они были прекрасно знакомы между собой, часто встречались. На этом мои наблюдения закончились – их прервал крошечный джентльмен, пробравшийся ко мне с противоположного конца зала. Французу не составляет труда завязать разговор с незнакомцем, и мой миниатюрный друг с такой легкостью проявил национальный характер, что не прошло и десяти минут, как мы беседовали словно старые добрые приятели.

Теперь я совершенно ясно осознал, что гостеприимство, оказанное мне всеми присутствующими, начиная со швейцара и заканчивая оживленной хозяйкой и скромным хозяином замка, предназначалось кому-то другому, но требовалось или особое мужество, которым я не мог похвастаться, или самоуверенность и красноречие более смелого человека, чтобы разочаровать тех, кто впал в такое счастливое заблуждение относительно моей персоны. И все же общительный крошечный господин вызвал столь глубокое доверие, что я почти собрался открыть ему мое истинное положение, обратив в сообщника и друга.

– Мадам заметно стареет, – взглянув на хозяйку, заметил собеседник, пока я раздумывал, с чего бы начать.

– А по-моему, все еще хороша собой, – возразил я.

– Разве не кажется странным, – продолжил он, понижая голос, – что женщины почти неизменно восхваляют отсутствующих или почивших, как будто те являют собой ангелов света, в то время как в отношении присутствующих или живых… – Здесь он пожал маленькими плечиками и выдержал выразительную паузу. – Не поверите! Мадам постоянно восхваляет своего покойного супруга прямо в лицо месье, так что мы, гости, теряемся и не знаем, как себя вести. Покойный месье де Ретц отличался редким характером. Все о нем слышали.

«Должно быть, все жители Тура», – подумал я, однако издал возглас одобрения.

В этот момент ко мне подошел сам хозяин и с любезным видом (такой обычно принимают, спрашивая, как здоровье вашей матушки, хотя до этого им совсем нет дела) осведомился, слышал ли я что-нибудь о том, как поживает мой кот. Да, именно так: как поживает мой кот! Что бы это могло значить? Мой кот! Родившийся на острове Мэн бесхвостый Том, оставшийся дома, в Лондоне, чтобы отражать набеги крыс и мышей на мои комнаты! Как вам уже известно, Том состоит в прекрасных отношениях с некоторыми моими друзьями: без церемоний использует их ноги в качестве объектов для почесывания и с достоинством принимает знаки почтения за важность манер и мудрый прищур глаз. Неужели слава достойного животного пересекла Ла-Манш? Однако вопрос требовал срочного ответа, тем более что лицо месье склонилось к моему с выражением вежливой тревоги. Поэтому я в свою очередь изобразил благодарность и заверил, что, насколько мне известно, кот пребывает в добром здравии.

– Климат ему не вредит?

– Ничуть, – ответил я, теряясь в догадках о природе столь глубокой заботы о бесхвостом коте, потерявшем в жестоком капкане одну ногу и часть уха.

Хозяин мило улыбнулся, адресовал несколько слов моему маленькому соседу и прошел дальше.

– Как утомительны эти аристократы! – заметил тот, слегка поморщившись. – Разговор месье редко превышает пару фраз: его способности быстро истощаются, и он нуждается в отдыхе и молчании. А мы с вами, месье, обязаны своим высоким положением в обществе исключительно собственному уму!

Здесь я опять впал в недоумение. Как вам известно, я горжусь своей родословной и происхождением из семей, которые если и не отличаются знатностью, то связаны со знатью крепкими историческими узами. А что касается «высокого положения в обществе», то если я куда-то поднялся, то исключительно благодаря свойствам не врожденного ума, а воздушного шара, не обремененного балластом ни в голове, ни в карманах. И все же имело смысл вежливо согласиться, поэтому я снова улыбнулся.

– По моему мнению, – продолжил собеседник, – если человек не цепляется за пустяки, если умеет разумно представить или скрыть факты, если не выставляет напоказ собственную гуманность, то непременно устроится в жизни, непременно добавит к своему имени частицу «де» или «фон» и закончит дни в довольстве и комфорте. Вот вам достойный пример моего утверждения. – Он украдкой взглянул в сторону неуверенного господина того решительного, умного слуги, которого я назвал посольским лакеем.

– Если бы не таланты слуги, месье маркиз так навсегда и остался бы сыном мельника. Конечно, вам известна его родословная?

Я собрался было изложить собственные соображения относительно произошедших после царствования Людовика XIV изменений в составе аристократии, намереваясь при этом строго придерживаться исторических фактов, когда в противоположном конце зала возникло движение. Официанты в странных ливреях, должно быть, появились из-за гобеленов, так как, сидя лицом к дверям, я не заметил, как они вошли, и принялись разносить легкие напитки и еще более легкие закуски, считающиеся достаточными для подкрепления сил, однако слишком скромные для моего зверского аппетита. Один официант торжественно остановился напротив леди – прекрасной, как заря, но крепко спящей на великолепном диване. Джентльмен, проявивший столь откровенное раздражение несвоевременным сном, что мог оказаться только ее мужем, попытался разбудить особу действиями, весьма напоминавшими тряску. Все напрасно: она не отреагировала ни на его усилия, ни на улыбки общества, ни на заученную торжественность ожидавшего официанта, ни на озадаченную тревогу месье