Книга Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.) - Виталий Витальевич Тихонов

href="ch2-1200.xhtml#id1646" class="a">[1200], — заявлял Городецкий. Да, действительно русской культуре уделено мало места, но никакого принижения допущено не было. Более того, в подобных изданиях других авторов такого раздела не было вообще. Вот с промышленной выставкой в Париже, действительно, получилось не очень хорошо. Не показаны достижения науки? Это потому, что в российском обществе из-за узкоклассовой политики царизма не было предпосылок для того, чтобы изобретения нашли должное применение. «Были вопиющие противоречия, которые могла преодолеть Октябрьская социалистическая революция»[1201]. Извращается предмет исторической науки. Ничего подобного, в курсе много лекций, посвященных вопросам развития производительных сил. Городецкий подытожил: «Я хочу показать, какими методами критикует меня Дацюк, какие это нечестные, недопустимые в партийной практике методы»[1202]. Он потребовал расследования деятельности Дацюка и защиты от его клеветы. Не вдаваясь в подробности, стоит отметить, что в ходе дискуссий в ВПШ отчетливо выделились две группы: тех, кто стремился ограничиться только повторением уже прозвучавшей критики, и тех, кто, как доцент Дацюк, хотели вывести критику на новый уровень, предъявить новые, еще более острые обвинения.

Со всеми обвинениями, хотя и указав на то, что они часто были преувеличены, согласился Дубинский, который обещал их исправить[1203]. А вот Бурджалов вступился за Базилевича и Городецкого. «Большевистской критике чужды крикливость, шумиха, огульное шельмование людей»[1204], — сказал выступавший.

Итоги собрания были подведены в газете ВПШ — «Сталинец». В издании подчеркивалось, что члены кафедр были до глубины души возмущены деятельностью Минца и его приспешников, среди которых оказался и сотрудник ВПШ — Е. Н. Городецкий, который отказывался признавать свою вину.

Ефим Наумович попытался продолжить сопротивление. 29 марта он отправил письмо в партийный комитет ВПШ. В нем он стремился отвести от себя обвинения. Касаясь своего выступления в Московской областной партийной школе, он подчеркивал: «Ни одного слова в защиту Минца ни в этом, ни в каком-либо другом выступлении никогда сказано не было. Напротив, в своем выступлении в Областной школе я говорил о вредной монополии Минца. Я утверждал, что Минц ориентировался на отсталых слушателей и читателей»[1205]. Он обвинял доцента Дацюка в клевете и требовал для него партийного взыскания.

В ответ на письмо партийный комитет ВПШ сформировал комиссию в составе Е. Н. Анисимовой, А. Н. Зайкиной и О. М. Лукашовой для проверки заявления Городецкого. Выводы комиссии звучали как приговор. Как сообщалось в заключении, проверка лекционных курсов историка показала, что им было сделано чрезвычайно много ошибок. «1. Совсем отсутствует указание на то, что в конце XIX и начале XX в. центр революционного движения пролетариата переместился в Россию. 2. Ленинизм в ряде случаев показывается. не как высшее достижение., а как национально ограниченное, чисто русское движение. 3. крайне неполно освещается. II съезд РСДРП. 4. Целые разделы. представляют собой не историю народов СССР, а историю самодержавия. 5. Не показаны протесты рабочих против антиеврейских погромов. 6. Русская культура представляется неполно. 7. Неправильно освещает экономику России в послереформенный период, изображая Россию как страну абсолютно отсталую во всех отношениях.»[1206]. На основе выводов комиссии 6 мая партийный комитет постановил, что критика в сторону Городецкого является абсолютно оправданной, а его поведение расценили как «попытку противодействовать справедливой критике.»[1207]. С такими идеологическими ошибками преподавать в партийной школе было нельзя. Его отстранили от чтения лекций. Становилось очевидным, что сопротивление бесполезно.

Последней попыткой Городецкого защититься было письмо на имя Маленкова. Возможно, что ему никто не ответил, потому что в июне он написал еще одно письмо уже на имя Д. Т. Шепилова[1208], где просил обратить внимание на его положение. Результатом было молчание.

Ко всему прочему на Городецкого поступил донос, в котором утверждалось, что тот помогал брату историка И. М. Разгона — Л. М. Разгону, осужденному в 1937 г. Якобы, Городецкий на бланке Отдела пропаганды написал ему рекомендацию, где просил устроить на работу по исторической специальности. Ефим Наумович, естественно, это отрицал[1209].

Затем последовало обвинение в идеологических ошибках, допущенных при составлении сборников документов, посвященных советской истории. На этом эпизоде следует остановиться подробнее, поскольку он прекрасно иллюстрирует не только проходившие кампании, но и принципы археографической работы в 1930-1940-е гг. в области издания документов советской истории.

Городецкий отчитывался письменно. Первым разбирался сборник «Документы Великой пролетарской революции», изданный в 1938 г. Составителями сборника являлись Городецкий и Л. М. Разгон, редактором — Минц. Ефим Наумович подробно описывал принципы работы коллектива. Так, из 540 документов Военно-революционных комитетов 30 оказались подписаны лицами, впоследствии объявленными врагами народа. «Документы были опубликованы со снятыми подписями»[1210]. В отдельных случаях фамилии убирались, некоторые документы изымались. Но сам факт появления документов, подготовленных врагами народа, вызвал пристальное внимание органов. Городецкий каялся: «Вместо критического отношения к документу, тщательного их отбора и проверки, у меня было известное преклонение перед архивным документом»[1211]. Впрочем, этот «недостаток» был списан на И. И. Минца, который «не дал нужного направления» и не помог «начинающим научным работникам»[1212]. Городецкий признал, что «допустил засорение сборника политически вредными материалами»[1213].

Следующим разбирался сборник «Документы истории Гражданской войны» т. I. Нарекания вызвало то, что документы в разделах давались в хронологическом порядке. Таким образом, работы Ленина и Сталина оказались не первыми, а лишь по датам их появления. «Такое слепое следование за датами было проявлением ложно понятой научности, дурного академизма. Не только главы, но и все разделы сборника следовало открывать ленинскими и сталинскими документами»[1214]. Кроме того, неосмотрительно были включены белогвардейские и зарубежные источники. «Публикация этих документов является ошибкой»[1215].

Сборник «Документы о разгроме германских оккупантов на Украине» (М., 1942) вызвал критику из-за того, что там были опубликованы немецкие источники. Городецкий оправдывал это тем, что «необходимо было показать… зверский режим насилия и грабежа, установленный оккупантами на Украине»[1216]. А свое участие в сборнике историк вообще отрицал, доказывая, что его имя включили в число составителей без его ведома. Заявление заканчивалось следующей фразой: «Я глубоко осознал свою вину…, постараюсь исправить ошибки»[1217]. Впоследствии Городецкий подчеркивал, что, несмотря на определенные достижения в археографии советского периода, культ личности Сталина негативно сказался на публикации архивных документов[1218].

Несмотря на проработки, Ефим Наумович остался на историческом факультете МГУ. Но долгое время его работы не печатались, впрочем, как и других членов «группы Минца». Почему Городецкого не выслали в какой-нибудь провинциальный вуз, как И. М. Разгона, можно только гадать. Возможно, из-за того, что он все-таки не фигурировал как непосредственный участник «группы Минца», а только «покрывал» ее.