Книга Словно мы злодеи - М. Л. Рио

Он знал, что я знаю. Этого пока было достаточно. Представление побредет дальше.

Сцена 5

Сцен десять я впустую просидел в гримерке, дожидаясь, когда туда явится Джеймс. Он не приходил, но у меня хватило ума не пойти искать его в кулисах. Противостояние, которое нас неизбежно ожидало, нельзя было загнать в проулки и проходы за сценой. В антракте у меня были все шансы поймать его, пока он не улизнул. Когда последняя сцена третьего акта близилась к жестокой развязке, я встал и накинул пиджак на голое тело. В лохмотьях безумца я чувствовал себя обнаженным и уязвимым.

За задником было пусто, горел тусклый, осенне-желтый свет. Я шел к черному ходу, когда в другом конце коридора появилась Мередит. Я не видел ее весь вечер и на мгновение застыл. Она походила на греческую царевну – окутанная бледно-голубым шифоном и кисеей, с золотым обручем на лбу, со свободно падавшими на спину кудрями. Я повернулся и пошел прямо на нее, не зная, когда снова застану ее одну и что может принести с собой остаток вечера. Звук моих шагов заставил ее поднять голову, и на ее лице мелькнуло удивление, прежде чем я поймал ее и поцеловал – так крепко, как только посмел.

– Это за что? – спросила она, когда я отстранился.

Она знала, что хороша. Я мог ей этого не говорить.

– Слушай, ты меня до смерти пугаешь, – сказал я, вцепившись в ткань ее платья, чтобы удержать ее поближе.

– Что?

– Не знаю, как будто я смотрю на тебя, и внезапно в сонетах появляется смысл. По крайней мере, в хороших.

Каких бы слов ни ждали от меня она и я сам, это явно были не они. Она покраснела, а во мне ненадолго забилась радость – невероятная, необъяснимая, учитывая все обстоятельства этого вечера. Но потом она погасла, как пламя свечи, задутое сомнением и сгинувшее.

– Где ты была прошлой ночью? – спросил я.

Она отвела глаза.

– Я просто… мне надо было кое-куда сходить.

– Не понимаю.

– Я тебе скажу, – произнесла она, рассеянно водя пальцем по моей ключице. – Сегодня. Попозже.

– Ладно. – Я не мог не задуматься, будет ли попозже время. Что вообще значит это «попозже». – Попозже, – все-таки согласился я.

– Мне надо идти. – Она зачесала мне волосы со лба – ее милый ласковый жест, к тому времени уже хорошо мне знакомый и вечно желанный.

Но от волнения и дурных предчувствий у меня подкашивались ноги.

– Мередит, – сказал я, когда она шла к женской гримерке. Она остановилась у двери. – В тот день, на занятиях… – Я не хотел этого говорить, но остановиться не мог. – Больше так Джеймса не целуй.

Она на мгновение уставилась на меня непонимающими глазами; потом ее лицо стало жестче, и она спросила:

– Кого ты ревнуешь? Его или меня?

Она тихо негодующе фыркнула и скрылась за дверью, прежде чем я успел ответить. У меня сжалось горло. Чего я вообще хотел? Защитить ее, предупредить, что? Я ударил ладонью в стену; это было больно.

Придется подождать. Третий акт шел к концу; я слышал, как Колин задыхается в динамиках.

Колин:

Я рану получил. Идемте, леди.

Безглазого злодея гнать за дверь!

А этого раба – в помойный ров!

Регана, я теряю кровь. Некстати

Случилась эта рана. Дай мне руку.

Я ждал у левой двери на сцену, прислонившись к стене. Свет на сцене погас, зал зааплодировал, сперва робко, а потом горячо, потрясенный изуверским ослеплением Глостера. Второкурсники потекли из кулис, заспешили прочь, не видя меня. Потом Колин. Потом Филиппа. Потом Джеймс.

Я схватил его за локоть и повел прочь от гримерок.

– Оливер! Что ты делаешь?

– Нам надо поговорить.

– Сейчас? – спросил он. – Отпусти, ты делаешь мне больно.

– Да ну? – Я жестко вцепился в его руку – я был крупнее, и мне впервые хотелось, чтобы мы оба это остро осознавали.

Я распахнул дверь в коридор, потащил Джеймса за собой. Сперва я думал о погрузочной площадке, но туда бы точно вышли покурить Александр и кто-нибудь со второго и третьего курсов. Думал я и о подвале, но не хотел там запираться. Джеймс задал еще два или три вопроса – вариации на тему «куда мы идем?», – но я не обратил на них внимания, и он замолчал, а его пульс ускорился под моими пальцами.

Лужайка за Холлом была широкой и плоской, последнее открытое место перед склоном, уходившим к лесу. Над головой стояло огромное настоящее небо, делавшее все наши зеркала и мерцающие лампы просто смешными – обреченная попытка человека подражать богу. Когда мы отошли достаточно далеко от КОФИЯ, чтобы я уверился в том, что нас никто не увидит и тем более не услышит в темноте, я выпустил руку Джеймса и оттолкнул его. Он споткнулся, удержался на ногах, нервно обернулся на крутой склон холма у себя за спиной.

– Оливер, у нас спектакль идет, – сказал он. – В чем дело?

– Я нашел багор. – Внезапно мне захотелось, чтобы сейчас, как вчера ночью, дул дикий воющий ветер. Тишина мира под темным куполом небес душила, была слишком огромной, невыносимой. – Я нашел багор, спрятанный в твоем матрасе.

В резком лунном свете его лицо было бледно, как кость.

– Я все могу объяснить.

– Можешь? – спросил я. – Потому что мне открывать четвертый, так что у тебя пятнадцать минут, чтобы убедить меня, что это не то, что я думаю.

– Оливер… – произнес он и отвернулся.

– Скажи, что ты этого не делал. – Я отважился шагнуть поближе, боясь заговорить громче шепота. – Скажи, что ты не убивал Ричарда.

Он закрыл глаза, сглотнул и сказал:

– Я не хотел.

В груди у меня сжался стальной кулак, выдавливавший воздух. Кровь, казалось, похолодела, она ползла по венам, как морфин.

– Господи, Джеймс, нет. – Мой голос сорвался. Сломался пополам. Звука не осталось.

– Клянусь, я не хотел… ты должен понять. – Он в отчаянии шагнул ко мне. Я неверными ногами отступил на три шага, где он не мог меня достать. – Это был несчастный случай, как мы и сказали, – это был несчастный случай, Оливер, ну пожалуйста!

– Нет! Не приближайся, – сказал я, выкашливая слова, на которые не хватало воздуха. – Держись на расстоянии. Рассказывай, что произошло.

Мир, казалось, остановился на оси, как волчок, в неустойчивом равновесии застывший на острие. Над головой жестоко сверкали звезды, битое стекло, разбросанное по небу. Каждый нерв в моем теле был проводом