Книга Мисс Бирма - Чармен Крейг

Попросив одну из деревенских женщин присмотреть за спящим мальчиком, в предрассветном сумраке Луиза поднялась на холм, вошла в пустой дом, в спальню, нашла ножницы и села перед зеркалом. Много лет назад она уже сидела вот так же – в тот раз с перочинным ножом в руке, не понимая, куда ее тянет. Сейчас она знала, что нет нужды калечить себя, чтобы овладеть своей внутренней силой; она должна просто сорвать последние лоскуты притворства – притворства, которое может помешать Бо Му довериться ей и помешать ей самой стать подлинным воплощением самой себя.

Она никогда не присматривалась к красоте Мисс Бирмы, едва ли вообще замечала ее, тем удивительнее было, как сейчас она рассматривала свою по-прежнему безупречную кожу, ясные глубокие глаза. Волосы были заколоты в высокую прическу, и она принялась распускать их, и по мере того как падали темные локоны, она зачарованно смотрела, как заметнее становится бледность лица. На миг забеспокоилась, что ей не хватит смелости отрезать волосы, лишить себя этого незаслуженного преимущества – или недостатка, сковывающего ее, толкающего к притворству. Как легко разорвать оковы – нужно только захотеть разорвать их. Со смущением она вспомнила, как Линтон твердил, что надо жить свободными от стыда. И, глядя в свое лицо, Луиза видела в нем взаимное влечение матери и отца, и их отвагу, и гнев. Под поверхностью кожи, натянувшейся вокруг глаз, скрывалась та же сокрушительная выносливость, которую она видела в матери, когда та ковыляла вслед за повозкой, увозившей детей от чумы в Билине.

Обещай мне, что все будет хорошо! Никогда не теряй веры!

За пристальным взглядом скрывалась та же самая растерянная уверенность, которую ночь за ночью она наблюдала в папином кабинете, когда отец сердито гасил сигарету или выглядывал в окно, словно стремясь противостоять слепой судьбе.

Если ты не готов сражаться с несправедливостью – если не готов рисковать всем ради защиты свободы всех людей…

Она – воплощение обоих своих родителей, а теперь еще и воплощение Линтона – живого или мертвого.

Линтон. Образ мужа, изрешеченного пулями, вспыхнул в сознании, отразился в зеркале на искаженном ужасом лице. И Луиза схватила ножницы, уцепила прядь волос и отрезала.

Ни Санни, ни радист не сказали ни слова, когда наутро она появилась в штабной хижине коротко стриженная и в кителе Линтона. Ни тот ни другой не косились на нее, когда они сели втроем вокруг маленького стола, чтобы определить демаркационную линию. Когда линию начертили и сообщили о ней по рации, Луиза решительно объявила:

– Не вижу другого выхода, кроме как предложить Бо Му действовать вместе.

– Он убьет нас! – задохнулся от ужаса Санни.

– Думаешь, я ошибаюсь? И мы можем своими силами дать отпор бирманцам?

Санни молча смотрел на нее, а радист перебирал свои железяки.

– Скажите, есть кто-то еще, к кому может обратиться Бо Му, если нашу землю захватят?

– Коммунисты, – осторожно предположил радист, решившись наконец посмотреть на Луизу.

– Коммунисты? – удивилась она. – Разве Бо Му не против коммунизма?

– Я имею в виду каренских коммунистов, – уточнил он. – Тех, что в Тавое. Их мало, но их отлично снабжает Пекин. Я перехватил их переговоры, они пытаются договориться с Бо Му.

Давно наступил день, солнце шпарило в окно, а Луизу не отпускало чувство, что она стоит на краю темной пропасти, глубину которой невозможно представить. Она вновь вспоминала подслушанный разговор между Линтоном и Томом. Вот почему план Уилла заслуживает внимания. Нам нужна база в Тавое, куда оружие можно доставлять морем. Хотел ли американец направить Линтона в Тавой в качестве противовеса коммунизму и возможному коммунистическому вторжению? И неужели Линтон сознательно пошел на то, чтобы его до такой степени использовали? Ее обуревало желание избавиться от этого глубинного непонимания, бежать к Бо Му, который упрямо не верил никому – ни бирманцам, ни Западу, ни Линтону, ни Пекину.

– Мы все равно пойдем к нему, – решила Луиза.

– Его люди набросятся на нас, если мы вступим на его территорию без разрешения! – заорал Санни. Он дрожал, словно на ледяном ветру, от которого не было спасения.

– Из-за помех в эфире, – добавил радист, – радиосвязь невозможна.

– Мы свяжемся лично при помощи гонца, если понадобится, – твердо заявила Луиза.

И заставила себя отвернуться от их испуганных лиц к окну, солнечному свету, все еще несущему мир этому дню.

Ночью, под покровом тумана и темноты, с пистолетом, все еще ощущавшимся как чужеродный предмет на поясе, с винтовкой в руках, Луиза покинула деревню в сопровождении Санни, радиста, врача и отряда из восьми бойцов. Они отправили вперед гонца – связаться с крестьянином, чей участок захватывал территории противоборствующих сил и чьи воюющие сыновья тоже враждовали, – надеясь, что крестьянин, как нейтральная сторона, согласится передать их просьбу Бо Му обеспечить безопасный проход до его штаб-квартиры. Они рассчитывали через несколько часов встретиться с гонцом и узнать, что им делать дальше.

Луиза не спала больше суток, но в лесу голова у нее прояснилась. Они шли по скользким тропам, которые резко обрывались вниз, ползли вверх, пропадали в ручьях, где вода доходила до колен, внезапно выталкивали их на небольшие поляны, откуда сквозь расступающийся туман виден был залитый лунным светом хребет Доуна. А потом вновь ныряли в чащу, коченея от холода, в непроглядную тьму леса, уходя из времени или, вернее, вступая в иное время – время мертвых. Болото, в которое они погрузились, состояло из разложившейся жизни. Ночные твари, таращившиеся на них с ветвей деревьев, были потомками мертвых. А шорох змеи в подлеске был голосом ангела смерти, зовущим их домой. Кладбище, древнее, как сама земля, с ловушками, расставленными, чтобы похоронить их здесь. И все же невидимая рука с каждым шагом влекла Луизу вперед. Силуэт Санни, контуры винтовки, торчащей над его плечом, и гранатомета в складках теней – все это могло принадлежать Линтону.

На рассвете туман рассеялся, открыв белые рисовые поля; на дальней опушке леса ее люди разглядели хижину крестьянина. Оставив остальных отдыхать, они с Санни пробрались через залитое водой поле до самой хижины, тихо позвали хозяина, давая знать о себе, и вскоре из двери высунулся взъерошенный гонец. Он договорился, сообщил гонец, и крестьянин ушел около полуночи. В доме для них есть рис и чай. Они могут поесть, а потом должны спрятаться в укрытии дальше в лесу, пока хозяин не вернется. Никакого огня днем, никакого дыма, чтобы не засекли бирманцы, и никаких действий, пока крестьянин не возвратится с ответом от Бо Му, а это может занять четыре-пять дней.

Вынужденная пауза. Сводящая с ума пауза, во время которой они могли только слушать сообщения по рации, безмолвно наблюдая издалека за страшными событиями. Они знали, что бирманские силы пришли в движение, знали – по участившимся предостережениям, которые передавали их люди из Киоваинга, – что Таун Квин, находящийся на демаркационной линии, под угрозой. В любой момент могла начаться стрельба, в то время как им оставалось оценивать ничтожность своих планов.