Книга Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады - Валерия Ободзинская

«Сирень… Неля!» – воспоминание заставило вскочить на ноги. Через несколько часов они будут у нее. Как предупредить? Это конец!

Он поспешил на Садовое. К дороге.

– Грайвороновская, пожалуйста! – остановил «Жигули» и запрыгнул на заднее сиденье.

Несколько часов. Как ей сообщить? Что делать? По телефону нельзя. А вдруг прослушки? За ним следят. И про телевидение, и про лагеря известно. А что им сказал Леонидов? Не справится она! Где Неля и где допросы? Надо ехать к ней. Ведь он обещал. Но если поедет… это слишком очевидно сейчас. Ехать должен другой.

Оплатив таксисту в два раза больше, Валера засеменил к дому. Окно первого этажа открыто. Поднялся по ступенькам и позвонил.

– Кто? – спустя время послышался голос отца из-за двери.

– Свои! Открывай.

Отец отворил и вместо радости, вместо того, чтоб обнять, остановился тревожный и злой.

– Чего такой? – обиделся сын, проходя в квартиру.

– Мамку закрыли.

– Что еще значит закрыли! – почти взвизгнул Валера. – Она-то здесь при чем?

– Блокада в Одессе, идит твою налево. Не знаю, как это называется.

Валера зло прищурился. Принюхиваясь, подошел к отцу. Так и есть. Пьян. Быстро прошагал в кухню, на полу у холодильника заметил коньяк. Достал чашку, налил воды и, залпом осушив стакан, с грохотом поставил его на стол. Как же отвратительны пьяные!

– Война никак? – раздраженно отмахнулся, стягивая рубаху. – Ты хоть думаешь, что говоришь?

– Хуже. Холера. Город заблокирован, Валер.

Отец растерянно стоял в коридоре. Беззащитный, сутулый. Валера присел на диван и в темноте ночи снова пытался разглядеть отца.

– Когда ж все это кончится?.. – прошептал самому себе.

– Никто не знает. Только закрыли. Самолеты отменили. Теплоходы, поезда, все.

Что теперь делать?

Отец сел напротив. Откупорил бутылку. Коричневая лаковая жидкость с отвратительным звуком полилась в стакан, разнося по комнате запах спирта.

– А Борис Ионыч где? – спохватился Валера.

– Спит уже… С матерью-то что делать?

– Да подожди ты, – прошел в гостиную и растормошил администратора:

– Борис Ионыч! Прошу вас. Надо срочно собираться и ехать в Свердловск. Мне самому нельзя туда. Вы езжайте. Прямо сейчас. К Неле. Скажите, что никогда и никому не давали мы взяток за эту квартиру. Скажите, что могут запугивать, но не посадят. Пусть ничего не боится. Слышите? Скажите, чтоб она ничего не боялась. Что я все решу.

– Чего-чего? – Коган сел на кровати, пытаясь проснуться.

– Вызвали меня не из-за концертов. Хотя, может, и это тоже. Они ищут зацепки. Я не знаю, чего хотят. Но завтра утром они будут у нее. Надо срочно! Борис Ионыч. Прямо сейчас!

– Тьфу ты… – Администратор поднялся, медленно застегивая сорочку.

– Дайте денег, заплатите вдвое за билет, если понадобится, только летите первым же самолетом. Иначе крышка.

Валера вырвал из записной книжки листок, начеркал на нем адрес Нели и протянул Когану, подталкивая его на выход.

Затем вернулся в кухню. Набрал матери, дозвониться не смог.

На следующий день Ободзинский обедал в ресторане «Арагви» с Лундстремом и Михаилом Цыном.

Валера сидел за столом, когда увидел знакомые силуэты. Олег Леонидович, как всегда элегантный, степенный. Только осунувшийся взгляд показался непривычным.

Нетерпеливо вздохнув, Валера весь подобрался, как тигр, готовящийся к прыжку. Нерасторопная официантка аккуратно ставила блюдца, ножички, тарелки, а он ожидал, что скажет Цын. И едва официантка отошла, с усилием заставил себя молчать.

– Как ты? – сам спросил Михаил Сергеевич, помешивая сахар.

– Вызывали вчера. Вы не предупредили…

– Ну, а как, Валер? – шепотом буркнул Цын. – Нас мурыжили в отделении полдня. Куда тебе звонить? В самолет, что ли? Ты-то что им сказал?

– Ничего. Зато они про меня наслышаны. Чуть ли не с моего рождения.

Цын махнул небрежно, пережевывая булку:

– Не под тебя копают. Сизов нужен. На него кто-то кляузу настрочил. Дескать, взятки берет.

Пренебрежение задело. После всего, что ему пришлось вчера пережить и может еще предстоит, так запросто махнуть на него рукой?

– Не знаю – не знаю, – парировал Валера с легкой обидой в голосе. – С утра уже встретил меня председатель кооператива. Говорит, интересовались, можно ли меня выселить. А сейчас они должны быть у моей Нели.

Затем взглянул на Лундстрема. Тот задумчиво перебирал пальцами накрахмаленную салфетку. По его тревожному взгляду Валера прочитал, что переживает. И смягчился:

– А вы-то как? Олег Леонидович?

– Ничего, Валерий, – он улыбнулся проникновенной, дружественной улыбкой и пригладил седые волосы.

– Говорят, Леонидов им что-то натрепал про меня…

– Не думай даже, – прервал Цын. – Говорю тебе, Сизов нужен. Ничего у них на тебя нет и не может быть. Если сам на себя не наговоришь, так и будешь жить спокойно. Но то, что не сдал никого, молодец. На меня в свой черед тоже можешь положиться.

Валера помрачнел. Поджал губы в нерешительности. Пора действовать:

– Михаил Сергеевич! – начал резко и тут же себя осадил. Спокойно. Без паники. – Мне не к кому обратиться. У меня беда одна за другой. Одесса закрыта. Там мать моя. А в городе холера.

Цын заинтересованно устремился на Валеру, словно был рад перемене темы:

– У меня оттуда едет хороший друг. Через Молдавию. В ночь послезавтра.

– Значит, поможете! – подскочил певец на месте, готовый заобнимать директора, который в эту минуту стал, как родной.

– Твое дело сейчас решать дела с женой. Чтоб не ляпнула лишнего. С остальным разберемся.

Неля… Он обещал всегда быть рядом и слово сдержит. Прямо сейчас отправится в аэропорт и будет с ней, хоть потоп, хоть землетрясение. Потому что вся жизнь без нее пустая.

* * *

– Сын, ты куда? – отец зашел в комнату, когда Валера укладывал последнюю сорочку в чемодан.

– С матерью вопрос уладим.

– А сам-то куда? Завтра утром Нелька приедет.

– Неля?.. – Валера застыл с рубахой в руках. – Завтра?

– Зоя Кирилловна звонила, говорит, встретить надо…

Спустя несколько дней семья собралась за общим столом. Мама с поезда. Сумки в коридоре. Накрыли стол, зажгли свечи. И принялись разглядывать друг друга. Хотелось о многом спросить и многое рассказать.

– Будто второй раз войну пережили. Бежала, как угорелая. Сперва в машине тряслась, потом бегом на поезд. Хорошо, паспорт успела взять, – тихо покачала головой мама.