Книга Добровольная жертва - Наталья Метелева

– Знаю. И что? Хочешь награды, человечек? Разве ты не знаешь, кто я? Разве не боишься?

– Боюсь, – признался мальчик. – У тебя много имен, матушка. Но я кое-что принес тебе в подарок.

Он протянул ведьме что-то невидимое, тончайшее. И вдруг в его руке словно полыхнул нестерпимо яркий серебряный луч. Псы тонко взвыли, пятясь. Старуха отшатнулась, вздыбилась в ярости:

– Натх!!! Где?! Откуда это у тебя, человек? Отвечай!

– Нашел в горах, на ветке в лесу. Далеко отсюда.

Тварь разволновалась: забегала по поляне, псы едва успевали уворачиваться. Закричала:

– Проклятые натхи! Найди мне ее всю, малыш, и я выполню любую твою просьбу! Хочешь царства? Будут все твоими! Хочешь силу? Я сделаю тебя богом! Только приведи мне ту, чей след ты нашел!

– Любую просьбу? – прищурился Дик, пряча в карман напугавшую старуху вещь. – Хорошо. Я попрошу тебя о… Нет, не сейчас. Потом, когда только ты сможешь помочь.

Старуха успокоилась.

– Ну, а за моего Брэнга что ты сейчас хочешь, дикий разум?

– Знания. Ответ на вопрос.

– Спрашивай.

– Как убить бога?

Громовой хохот потряс землю, пошатнул деревья:

– Бог бессмертен, глупыш!

Мальчик выпустил пса, сжал кулаки и шагнул к развеселившейся ведьме:

– Ты не ответила! Ты так же обманешь меня, когда я приведу к тебе натха!

– Твой разум слишком дик и мал, – сразу погрустнела безобразная Тварь, – он не вместит даже каплю знания, какого ты ищешь.

Но Дик всегда был упрям.

– Так научи меня!

– Для этого и вечности не хватит, Дикий, чтобы вырастить твой маленький разум. Но… Ты понравился моим песикам. Мне понравилась твоя дерзость. Я дам тебе часть моей вечности, если ты сможешь ее взять… Для начала подумай над тем, почему двум богам не может быть места в мире? И тогда ты поймешь, что может уничтожить бога. Не убить – уничтожить!

Глаза Дика вспыхнули. Он откинул соломенную прядь со лба, и только сейчас я заметила бисеринки пота – мальчик сдерживал страх изо всех сил. Я едва уловила его прерывистый шепот:

– Уничтожить… Ничто, которое ничтожит…

– Ничто, – согласилась Тварь. – Но это малая часть ответа. Ничтожная часть.

И снова хохот загромыхал над лесом.

Видение свернулось, как смерч, унося свет. Тьма, еще более густая и плотная, заполнила меня до краев. А во мраке грохотал голос Олны:

– Только я могу помочь тебе вернуть зрение, дочка! Только я, больше никто в мире. Поэтому ты здесь. Я выполню просьбу мальчика. А он… он выполнил свое дело и ушел.

Он выполнил свое дело! О нет, он не был Диком. Он не мог быть человеком отца. Лига никогда не отдала бы меня в когти этой Твари, не позволила бы, чтобы мое тело стало куколкой для потомства лютого врага!

Меня спас адепт Голоса, выполнявший его волю. Магистр Дункан ал…Краст. Других фигур нет. Но зачем так изощренно? Мало было в море утопить? Да и топить не надо было – сама бы утонула! Конечно, мало. Нигам нужны дети. Всё ради детей!

– Как же называется это место, Олна? – спросила я.

– Раньше здесь был город Аруна, столица проклятых орантов. Они давно уже сгинули. Все, до последней капли их проклятой крови! – прошипела Тварь с неожиданной злобой. И сунула мне к губам чашу с зельем. – Пей!

Я ошеломленно сглотнула отраву и откинулась на травяной валик, заменявший подушку. Вспомнила, какое последнее слово я слышала, когда уходила из мира вместе с нигом Цитадели. Кто-то вскричал «Аруна!». И то, что еще осталось от моего разума, ответило словом перемещения: «Азэйсм».

В тот миг, который был последним в моем человеческом мире, я стремилась вернуться к истокам, сюда и попала. Я на моей древней родине, в землях проклятых.

Круг расступился и вытолкнул матерого пса. Сегодня вышел Вирт, самый свирепый из всех. Ощетинившись, подняв морды друг к другу и принюхиваясь, мы обошли круг, прицениваясь. Он замер. И этого было достаточно, чтобы знать когда. Хвост стукнул в толчке, и этого было достаточно, чтобы знать куда. Он взвился багровым сполохом, и я его встретила, полуразвернув корпус и выметнув ногу. Я волчком разворачивалась на шорох, шум ветра, след дыхания, еле ощутимое тепло горячего тела и неизменно сшибала взвившегося в прыжке противника.

К нему пришел страх. Сладостный, пульсирующий запах страха. Восхитительная, дрожащая на высокой ноте, как песня нига, прелюдия к смерти. Сделав ложный выпад, он увернулся от удара и рванул плечо, стараясь добраться до горла, а я обхватила и пережала ему шею, и давила, давила эту кипящую мощь, наслаждаясь, вдыхая, вбирая в себя его силу, пока он не перестал биться и не обмяк. Ворч взвыл, и я опомнилась. Отпустила. Полузадушенный Вирт отполз и затих. Псы молча разошлись. Они боялись того же, чего и я, – сегодня пронесло, а завтра мне уже не остановиться.

– О, какие чудненькие царапинки! – обрадовалась Олна. – Сейчас смажу. Вот так. И так. Нравится?

По телу разлилось парализующее блаженством тепло. Ее пальцы, как бархатные змеи, заскользили чутко, засновали везде. Совратительница несовершеннолетних!

– О да! Еще, Олна!

Развратная Тварь проворковала с нежностью:

– Конечно, милая! Мазь – как лобзанье, как нежные губы, капельки девственной крови впитает и в сердце проникнет. Силой и лаской тебя исцеляя… Всё, дорогая, хватит. Добровольная кровь творит чудеса. Ты слишком быстро… выздоравливаешь. Но это так прекрасно!

Беспричинная ненависть вскипала и душила. Найти, найти и убить! Разорвать, расчленить! Я бежала к морю и боролась с ним, пока не изнемогала. Это было безопаснее, чем собачьи бои. Безопасней для моих друзей. Море забирало ненависть и убаюкивало меня, обессиленную, на волнах. А я горевала, зная, что эта волна вскипит и помчится, вобравшая мою злость, и обрушится где-то у другого берега на рыбацкую лодку.

Море подползало к ногам, как собака, ласкалось и отлаивалось на других, невинных. Я слышала далекий глухой рокот морской бури. Это грохотала вековая злоба нига, усиленная моей. Буря стала ежедневной. Непрерывной. Рыбаки остались без промысла и, может быть, без крова. Сюда шторм не смел подступить. Никогда.

Я вычленила ненависть и погасила ее. Это была не моя ненависть. Не просто чужая – чуждая, нечеловеческая, бессмысленная. Тварь уловила перемену во мне, насторожилась:

– Что-то ты сегодня приостановила обучение. Первый раз за все дни не выходишь из дома.

– Обучение?