Книга Сводные - Жасмин Майер

— Привет! — вдруг улыбается она мне. — Я одна не справлюсь, хочешь мне помочь?

Первый мой порыв — снова бегство. Меня заметили. Неужели прямо сейчас я должна сказать, что беременна и мне нужен ее совет? А если это какая-то техничка или уборщица?

Но очень быстро на смену страху приходят удивление и растерянность. Она просит меня о помощи! Но это я пришла сюда за помощью! Как я вообще могу кому-то помочь, если не могу справиться с собственной жизнью?

— Я? — переспрашиваю. — Нет, не думаю, я спешу…

— Это не займет много времени, — продолжает улыбаться женщина. — Помоги выкопать здесь ямку, а я пока схожу еще за водой? Держи лопатку.

Осторожно беру крохотную детскую лопатку. Понимаю, что лицо женщины кажется мне знакомым. Очень знакомым. Как такое может быть? Как я могу знать москвичку, которая, как ни в чем не бывало, возвращается в здание за новой порцией воды, оставляя меня в одиночестве?

А где моя помощь, на которую я так рассчитывала? Похоже, я представляла визит в центр совсем-совсем иначе.

Только, когда она появляется снова, а ветер взмывает ее волосы, я вдруг узнаю ее. Главную героиню самого шумного скандала в прессе за последнее время. Женщину, которая ушла от мужа премьер-министра к его взрослому сыну. Только ленивый у нас в Академии не обсуждал запретный роман мачехи и пасынка.

И теперь бывшая жена премьер-министра стоит рядом со мной и улыбается выкопанной мной ямке. Неужели такое бывает?

— Ох, спасибо за помощь! — искренне улыбается она. — Я бы одна не справилась. Эти суккуленты хоть и стойкие, но нуждаются в такой же заботе, как и все остальные растения. Хочешь вымыть руки? Ты запачкалась.

Киваю, не находя в себе силы для ответа. Иду за ней прямо в центр, интересом поглядывая по сторонам. Может, в Москве просто негде яблоку упасть, чтобы не встретить знаменитость? Но никакой Монеточки или Моргенштерна по пути к ее кабинету, а жаль.

— Хочешь чаю? — спрашивает она.

Я замерзла и хочу есть, а еще так устала, что соглашаюсь. Может, скандал был ложью? Частью пиар компании премьер-министра? Я и не знала, что его бывшая жена работает в обычно центре «Помощи подросткам», хотя и слышала краем уха, что она вроде как «отмывала деньги» под видом благотворительности. Здесь? Какая-то ерунда получается. Может, мне и не стоит ждать тогда помощи?

Тайны, тайны, тайны.

Но Ксения удивительно располагает к себе. К чаю она вдруг предлагает мне булочку, и сначала я тянусь к пышкам, но потом отдергиваю руку. Ксения очень худая, хотя при этом низкого роста, она булочек точно не ест! Да и я не должна, несмотря на то, что внутренности аж сводит от голода. Я ведь балерина!

— Ничего страшного, — мягко отзывается Ксения. — Ты можешь съесть одну. Половину. Или просто укусить и не съедать всю, если хочется. Ты, наверное, привыкла к диетам?

— Да, я балерина…

Слова Евы Бертольдовны обрушиваются на меня, возвращая с небес на землю.

— Была, — тихо дополняю.

И не факт, что вообще ею останусь.

— Я не сдам выпускные экзамены, потому что… Потому что…

— Ты беременна, — произносит она за меня.

— Так заметно, верно? — горько всхлипываю. — Я не знаю, что делать… Живот так быстро вырос за считанные дни.

— Отец ребенка знает? Он согласен помогать тебе?

Если бы Костя был рядом, если бы не убежал к какой-то своей девушке, может быть, мне не пришлось бы доехать аж до Москвы в поисках помощи…

— Он куда-то пропал. Еще до того, как я узнала о том, что беременна. Вряд ли это связано.

По ее лицу видно, что она не верит мне.

— Он был старше тебя?

— Нет! Вы что! Всего на год меня старше.

Правда, он считался моим сводным братом. Но мне не хватает смелости рассказать ей о том, что нас обеих роднит тяга к запретному.

— А твои родители? — спрашивает Ксения Михайловна.

— У меня только папа. Я не знаю, как ему сказать… Даже сбежала к вам Москву из Питера в поисках ответа.

— Как думаешь, отец тебя ищет?

— Нет. Я учусь в «Академии балета», живу в общежитии. Он даже не знает, что я в Москве…

— Мужчины, — Ксения так смешно закатывает глаза, что я даже прыскаю. — Знаешь, боюсь, тебе придется самой рассказать отцу обо всем. Иначе можно ждать вплоть до родов, а он и не заметит.

Вытираю невесть откуда взявшиеся слезы и киваю, вспомнив, как папа может не замечать даже чайник на самом видном месте. С другой стороны, хорошо, что так. Может, для него и живот будет не так заметен, но рядом с ним Оксана… А от женщин, как подтверждает мой опыт общения с Евой Бертольдовной и Ксенией, такое не скроешь.

Совершенно невоспитанно шмыгаю носом и спрашиваю:

— Я не знаю, как быть дальше... Папа будет в бешенстве, когда узнает.

— Только время покажет. Никто не даст тебе ответа сейчас, какой будет твоя жизнь через год. Ты очень молода и, уверена, не последняя балерина, которая вынуждена взять паузу в карьере. Может быть, ты еще вернешься на сцену, если этого захочешь. Или, может, ты хочешь вернуться прямо сейчас. Ты оставишь ребенка?

Губы снова дрожат, и я делаю глоток чая, чтобы заглушить эту панику. Я не могу, не могу принимать такое серьезное решение в одиночку.

— Не отвечай, — мягко говорит Ксения. — Не спеши. Понимаю, что ты пытаешься сразу взвесить все «за» и «против», потому что наверняка очень многое отдала карьере, но поверь, сейчас дело совсем не в ней. Даже не в том, будет ли в бешенстве твой отец или что скажут другие люди. Будет ли твой парень рядом или сделает вид, что он здесь не причем.

Непонимающе смотрю на нее.

— А в чем тогда дело?

— Только в тебе. Важно только, что хочешь ты.

— Я не знаю, чего хочу…

— Знаю, это сложно. Но постарайся прислушаться к себе. Сейчас, на обратной дороге в Питер, просто отмети все чужие голоса, которые есть в твоей голове. Прислушайся к тому, чего хочешь именно ты. Роды и беременность это не смертельно опасное заболевание, чтобы ставить крест на карьере. Ты легко сможешь вернуться в форму и, может быть, даже на сцену, но только — если сама этого захочешь. Может быть, твои доводы перевешивают чашу весов в пользу того, чтобы не рожать сейчас. Я не скажу тебе ни слова против такого вмешательства. Только тебе решать, как поступать, потому что только тебе жить с этим ребенком весь остаток своей жизни. Видеть в нем другого мужчину. Знать, что этот ребенок стал причиной краха твоей карьеры и всей прежней жизни. Некоторые люди тебя осудят за выбор, который не подходит лично им. Но это не им выходить на сцену, строить карьеру, которая у балерины и так недолговечна. И поверь, лучше быть четной с собой сейчас, чем весь остаток жизни, так или иначе, вымещать злость на собственном ребенке за то, что не смогла быть честной с собой в самом начале. Поверь, в минуты неудач, всегда будет казаться, что могло быть иначе. Человек всегда ищет виноватого в своих неудачах. Представь, каково будет младенцу, который никогда не поймет, почему мама просто не способна его любить.