Книга Корни гор. Битва чудовищ - Елизавета Дворецкая

Меч вырвался из руки Сёльви, упал на землю и мгновенно рассыпался рыжевато-черной пылью, смешался с истоптанной землей и щебнем. На земле осталась лежать одна рукоять с серебряными драконьими лапами в перекрестье.

Все мечи фьяллей, что были выкованы из «злого железа», на глазах, прямо в руках своих владельцев обращались в прах. Фьялли бросали бесполезные рукояти; хорошо если у кого за поясом оказался боевой топор. Остальным приходилось спешно искать под ногами хоть какое-то оружие; и многие лишились голов, так и не успев ничего найти.

Дикий визг вырвался из груди Хёрдис: из-за гор Медного Леса внезапно вылетела стрела чужой ворожбы. Это не то что три квиттинских колдуна! Эта стрела пахла слишком знакомо, и дикая ярость, ярость настоящей великанши, забилась в груди Хёрдис так горячо и остро, что ей стало больно и она обеими руками схватилась за грудь.

– Дрянь! Мерзавка! – вопила она, всей страстью своей души желая придушить негодное порождение. – Великанье отродье! Чтобы тебя тролли сожрали! Прочь отсюда!

Она мгновенно поняла все: поняла, что дочь ее собирается мстить за смерть отца и за предательство и что она уже в силах для этой мести. Медный Лес признал ее хозяйкой. И ей, Хёрдис, чтобы выстоять в битве против собственной дочери, нужно собрать все умения, вынесенные из пещеры великана, и всю силу человеческого духа, из которого она черпала сейчас.

А на поле продолжалась жатва Хель: обезоруженные фьялли падали один за другим. Едва поняв, что происходит, квитты собрались с духом и в свою очередь устремились вперед. Враг безоружен!

– Оружие предало их! – ревел где-то невидимый Халльгрим Белый. – Бейте их! Ни одного…

Тогда Хёрдис вскинула руки и дико закричала, всей кровью ощущая, как ее воля давит и сгибает чужой, далекий, неживой дух:

В корни вернись,

взращенное тьмою,

в поле свартальвов,

велю я, вернись!

И тут же неведомая сила дернула вниз руку Сигурда Малолетнего, в которой был зажат желтовато-серый меч, в утро весеннего равноденствия выросший из земли. Сигурд упал, не в силах удержаться, и меч его вонзился глубоко в землю. Торопясь освободить оружие, Сигурд яростно рванул его на себя, но меч не выдергивался, а быстро уходил под землю, будто кто-то снизу тянул его за клинок. Вокруг раздавались крики: сотни квиттинских воинов, что когда-то нашли возле своих домов чудесные мечи, теперь стояли согнувшись и пытались вырвать их из земли. Но напрасно: мечи стремительно росли вниз. Сигурд выпустил рукоять и отдернул руку, пока ее не засосало вместе с мечом; над каменистой поверхностью, в которую не очень-то легко что-нибудь воткнуть, теперь торчало лишь навершие. Но и оно уходило. Мечи свартальвов покидали людей.

Наступила тишина. Фьялли и квитты стояли друг против друга, опустив руки. Многие сохранили оружие: копья, секиры, выкованные человеческими кузнецами мечи. Но битва выдохлась: отказ оружия продолжать битву потряс даже измученных до полного бесчувствия людей. Оборванные, окровавленные, израненные, задыхающиеся, они стояли друг против друга, как берсерки, что внезапно опомнились от боевого безумия и полными жути глазами смотрят на учиненное ими в беспамятстве.

Маленькая ведьма на вершине горы прыгала и била в ладоши, восторженно и визгливо смеясь. К делам людей она была равнодушна, ей было все равно, кто победит в этой битве, но она ликовала, потому что сумела обезоружить войско Хёрдис. А Хёрдис молчала, пытаясь придумать что-нибудь еще. Битва не могла окончиться так.

– Ну, Торбранд, иди же! – крикнула она и знала, что он услышит ее даже издалека. – Осталось немного! Разгони эти жалкие остатки, и весь Квиттинг будет принадлежать нам! Победа близка!

– Тюр и Глейпнир! – одновременно с ней крикнул Рам Резчик, потрясая своей секирой. – Вперед, квитты! У нас осталось оружие – смелость острее меча! Они чуть живы – сбросим их в море, и Квиттинг будет свободным! Вперед!

И две человеческие волны в последний раз двинулись друг на друга. Волны ворожбы носились и сталкивались над полем: Хёрдис и три квиттинских колдуна плели свои заклятья и разрушали заклятья друг друга. Приливы и отливы чародейной силы трепали людей, наполняли то бессилием, то лихорадочной горячностью. В глазах темнело, в головах стоял туман. Каждый был уже почти равнодушен и к жизни, и к победе; невидимые руки толкали вперед, на врага, отбрасывали назад, но никто уже не помнил, с кем и зачем бьется.

Те, кто не сумел найти оружия взамен пропавшего, сражались голыми руками, грызли зубами, как берсерки; у каждого кипело в сердце чувство, что это – последний удар, последнее усилие, после которого все кончится. Ряды поредели, звон утих, даже криков почти не было слышно. Только близкое море внизу ревело и билось о высокие бурые скалы, как голодное чудовище, лизало камень холодными языками, жаждало получить свою долю добычи, глотнуть крови, которую сейчас так жадно пила земля. Казалось, здесь бьются мертвецы, которым больше нечего терять. Но живая человеческая кровь по-прежнему текла на землю и терялась в прахе, окрашивая камни, и ноги бойцов скользили по ней, как по льду.

Хёрдис стояла, закрыв лицо руками. Само дыхание в ней то вскипало, то опадало. Человеческий дух фьяллей, питавший ее, был как затухающее пламя: еще немного, еще два-три всплеска света, и все. Она пыталась собрать обрывки заклинаний, но не могла: чьи-то сильные руки тут же рвали их в клочья. Это они, три колдуна. Трое против нее одной. Да еще та маленькая дрянь… Хёрдис чувствовала себя бессильной, точно в ней что-то сломалось. Но она не хотела, просто не могла сдаться: самолюбивое упрямство лежало в основе ее природы, оно сделало ее такой, какая она есть, оно помогло ей выдержать даже пещеру великана. Еще, еще что-то сделать! Не может быть, чтобы у нее больше ничего не осталось!

Внезапно она ощутила на правой руке какую-то тяжесть и открыла глаза. Блеснуло золотое обручье – Дракон Судьбы. С тех пор как Торбранд отдал ей этот «свадебный дар», Хёрдис не расставалась с ним.

А ведь это тоже оружие. Лихорадочный горячий поток вскипел в ее жилах, наполнил душу решимостью. Она сознавала, на какое страшное дело идет, но в ней билось самоотверженное упрямство: будь что будет, но не отступить!

Хёрдис сорвала с руки обручье, подняла его над долиной и вскрикнула, ощущая, как голос ее пронзает весь мир от вершин Мирового Ясеня до самой темной глубины корней:

Зову я тебя,

пламень руки,

искры прибоя

и слезы богини!

Злобные зубы,

жгучие очи,

сердце дракона

зову я – приди!

Широко размахнувшись, она бросила обручье в долину. И едва лишь оно упало в гущу кровавой свалки, как землю потряс подземный толчок исполинской силы. Стоявшие на ногах попадали. Откуда-то из глубин подземелий поднимался гулкий рев, и каждое сердце покатилось в пропасть: это конец. Этого врага не одолеть никому.

На том месте, куда упало обручье, в воздухе сгустился ярчайший желтовато-белый свет. Казалось, тут рождается новое солнце, но солнце злое, жадное, обжигающее. Ослепительный свет все набирал силу и уже казался плотным; на него было невозможно смотреть.