Книга Хиллсайдский душитель. История Кеннета Бьянки - Тед Шварц

При расстройстве с быстрой сменой циклов состояние «скачет» ежедневно и даже ежечасно. Некоторые психиатры сомневаются в обоснованности данного диагноза, однако медицинский персонал психиатрических клиник и отделений знаком с ним по опыту. К счастью, расстройство поддается лечению. Рахиму прописали препарат зипрекса, который следовало принимать по пять миллиграммов один раз в день. Лекарство обеспечивало ему полный контроль над собой; оно не притупляло чувства, не оказывало нездорового влияния на личность, чем грешат некоторые психотропные препараты. Наш сын ничем не будет отличаться от окружающих. Он сможет вступить в брак, воспитывать детей и выбрать любую карьеру. А главное, лекарство даст ему власть над собственными эмоциями, которая доступна большинству людей.

Помимо этого, Рахим посещал консультации психолога. С ним занималась Андреа Омерца – миниатюрная женщина с восхитительным чувством юмора, десять лет проработавшая в закрытых детских психиатрических отделениях и лечившая подростков с похожими заболеваниями. Она была не понаслышке знакома с трудностями: ей нередко приходилось во время приступов собственноручно усаживать в специальное кресло, ограничивающее свободу движения, юных пациентов размером с Рахима (который в тринадцать лет вымахал до метра восьмидесяти). Одно только это сразу заставило нашего сына зауважать ее. Но главное – Андреа гордилась тем, что помогала страдающим детям учиться различать добро и зло и справляться с подростковыми проблемами при контролируемом заболевании.

Мы узнали, что расстройство Рахима – генетическое. Им страдала биологическая мать мальчика, очевидно пытавшаяся самостоятельно избавиться от этого бремени с помощью наркотиков и алкоголя. Рахим рискует передать этот недуг и своим детям, но когда он будет готов к браку, они с женой смогут либо прибегнуть к усыновлению, либо с самого рождения сотрудничать с врачами, чтобы обеспечить малышам надлежащее лечение и с раннего возраста научить справляться с эмоциональными проблемами, обусловленными биохимическими процессами в организме. Без психологического консультирования и лекарственной терапии, без быстрого и безопасного купирования приступов возбуждения Рахиму грозили травмы или даже гибель. Его невинными жертвами могли стать учитель, другой ребенок или случайный прохожий, который вздумал бы его отчитать. Или же мальчик обратил бы ярость на самого себя, вплоть до смертельного исхода.

Какое-то время все шло нормально. Однако мы не учли, что Рахим быстро растет. С момента постановки диагноза он прибавил в росте и весе, да еще добавился гормональный всплеск. А ежедневная доза зипрексы по-прежнему составляла пять миллиграммов.

Он пережил вторую насильственную госпитализацию, хотя на этот раз нападение только планировалось.

– Как думаешь, зачем ты здесь? – спросила его дежурный интерн в пункте оказания экстренной помощи больницы для детей и подростков «Рэйнбоу».

– Я пробуду здесь пару часов и вернусь домой, – довольно спокойно ответил Рахим. Я стоял в дверях, о чем ему было хорошо известно. – Но я не буду жить с этим ублюдком. Заберу свои вещи и перееду к другу.

– А что ты собираешься делать потом?

– Вернусь и убью его.

– А план у тебя есть? – спросила интерн. Ни выражение ее лица, ни тон голоса не указывали на то, что обсуждается нечто из ряда вон выходящее.

– О да, план есть! Но я вам не скажу, потому что вы передадите ему, он сообщит в полицию… – Пауза, горестный вздох. Затем сын чуть печально добавил: – А они мне не дадут.

Врач улыбнулась, вышла вместе со мной из палаты и сказала:

– В клинику «Лорелвуд».

Рахима перевели в психиатрическую лечебницу для подростков, где назначили новое лечение наряду с интенсивным консультированием. Дозу зипрексы увеличили до 20 миллиграммов в день и добавили препарат концерта, чтобы прояснить мысли. Когда через неделю Рахима выписали, я вновь обрел сына. Он радостно болтал, с удовольствием заглянул в «Макдоналдс», мечтал поскорее вернуться в школу, хотел рисовать, писать, читать и был счастлив снова оказаться дома, вместе со мной.

Не избежали мы и третьей принудительной госпитализации, на этот раз совсем недолгой. Мы отвезли Рахима в клинику после необычной вспышки ярости и попытки выскочить из машины прямо посреди дороги. Сын кричал:

– Я тебя ненавижу! Я всегда тебя ненавидел, и Лесли тоже, и близнецов. Ты меня просто не слышишь!

Так что теперь по утрам он принимает концерту, пять миллиграммов зипрексы и 300 миллиграммов лития, те же дозы лития и зипрексы днем и 20 миллиграммов зипрексы – вечером. Одновременно мы работаем над тем, чтобы Рахима приняли в специализированную школу, персонал которой работает с одаренными детьми с генетическими заболеваниями. Там знают подход к биполярным детям вроде Рахима, у которых крайняя незрелость и необычайная проницательность сочетаются с трудностями во взаимодействии с окружающими.

К нашему великому сожалению, Рахим отказался от сеансов с Андреа. Теперь он участник местной программы, которая призвана объединить все аспекты лечения и поддержки как родителей, так и ребенка. Мы живем сегодняшним днем, и хотя подспудное напряжение нас не покидает, но и надежда тоже остается.

Разумеется, не исключено, что однажды Рахим угодит в закрытую лечебницу, где его просто изолируют от общества, не разбираясь в причинах его состояния. Как предупредил нас психиатр, именно такая судьба ожидает сына, если он, став взрослым, бросит принимать препараты. Но стабильность, которой Рахим уже достиг, и коррекция лечения по мере физического взросления позволяет нам надеяться, что он примет свою болезнь как данность, будет продолжать прием лекарств и сможет сполна наслаждаться жизнью.

В настоящий момент, благодаря пережитому испугу и той помощи, которую мы получили, Рахим ведет активную религиозную, спортивную и социальную жизнь, в качестве волонтера помогает рабочим сцены в местном театре. Рахим симпатичный, вежливый и всеми уважаемый парень. Проблемы, с которыми мы сейчас сталкиваемся, – а их немало – в основном обусловлены трудностями общения с ранимым юношей. Такое знакомо родителям любого подростка. Это нормально и со временем проходит. Если Рахим и ведет себя неправильно, то лишь в силу юношеской наивности и незрелости, хотя выглядит он гораздо старше своего возраста.

Его генетическое заболевание, мы надеемся, поддается контролю. И хотя я не смогу принимать решения за сына, когда он станет взрослым, у меня есть еще года четыре, прежде чем он получит законное право жить отдельно. И это время я потрачу на то, чтобы помочь ему понять себя и научиться контролировать поведение. Даже если Рахим сделает неверный выбор, я буду знать, что моей вины здесь нет. Мне лишь будет очень горько. Но если я не сумею внушить ему ответственность за собственные поступки, – вот тогда я потерплю неудачу.

И в глубине души я всегда буду знать: мы протянули Рахиму руку помощи и продолжаем ему помогать. Если бы в свое время такую помощь получили Кен Бьянки и огромное множество других молодых людей!..

В какой-то степени я рассматриваю Рахима как наследство, завещанное мне «Хиллсайдским душителем». Конечно, мой сын жертва генетики, а Кен Бьянки – нет. Душевные травмы Бьянки вытекали из внешних обстоятельств, и срыв можно было предотвратить, если бы медики-профессионалы, распознав проблемы ребенка, не махнули на него рукой. И хотя дети вроде Рахима способны на насилие, необходимо помочь им преодолеть обстоятельства, которые с рождения сделали их жертвами. Если бы мы не усыновили Рахима, если бы не ждали от него большего, чем те, кто занимался с ним до трех лет, – возможно, он тоже превратился бы в заблудшую овцу наподобие Хиллсайдского душителя, одновременно и жертву, и мучителя.