Книга Зеркало, зеркало - Бетси Фюрстенберг

В первые дни после встречи Джек и Франческа, заново узнавая друг друга, вспоминали Венецию, воссоздавали все подробности прошлого, пытаясь понять, что привело их к разрыву. Джек тогда упомянул о письме, полученном через Жози, в котором Франческа отвергала его. Она не могла в это поверить и так дотошно расспрашивала Джека, что тот рассердился и спросил, не считает ли его Франческа лжецом. По иронии судьбы они снова ссорились из-за этого. Вероломство Жози повергло ее в отчаяние. Наверное, сестренка порадовалась бы этому. Неудивительно, что она так поспешно скрылась с арабским принцем. А может, в ней проснулась совесть? Или Жози просто струсила? Франческа тщетно пыталась забыть сестру. Давняя привязанность к веселой, жизнерадостной Жози не исчезла с годами. Сестра учила Франческу легче смотреть на жизнь, и сейчас эти уроки пришлись бы весьма кстати. Будь Жози на ее месте, она бы не сидела в этой темной комнате, предаваясь мрачным размышлениям. О нет! Жози веселилась бы с гостями.

Франческа поднялась и включила свет. Ополоснув лицо холодной водой, она намазала губы и поправила прическу. «А теперь улыбнись!» Иногда приходится изображать хорошее настроение, чтобы почувствовать его. Жози частенько так делала, и порой это срабатывало.

Все, кого Франческа расспрашивала о Ренате, считали, что знаменитая модельерша умерла. Ночные кошмары, возобновившиеся после рассказа Конверса, мучили ее даже в объятиях любимого мужчины. Просыпаясь, она лгала Джеку, что ей снова снились Венеция и предательство Жози. Он убеждал Франческу забыть о прошлом. Она часто задумывалась, почему лжет, но догадывалась, что сохранить тайну матери для нее дело чести.

Наступил конец октября. Франческа с Джеком остались одни, лето они провели хорошо, почти счастливо. Поиски Ренаты не принесли результатов, однако Франческа не отступала. Однажды, стоя возле окна библиотеки, она смотрела на улицу. Париж напоминал черно-белую гравюру. По узкому тротуару шли люди, придерживая шляпы и пряча головы в поднятые воротники. Нагие ветви старого каштана темнели на фоне серого неба. Держа возле уха телефонную трубку, Франческа напряженно вслушивалась в слова итальянской телефонистки. Ей сообщили, что номер Ренаты по-прежнему отключен.

Франческа переставила вазу с чайными розами с кофейного столика на каминную полку. Над камином висело огромное старое зеркало. Раму его украшали мифические существа, напоминающие сатиров. Франческа посмотрела в зеркало.

Лицо, утопающее в розах, пришлось ей совсем не по душе. Алый шрам был виден сейчас особенно отчетливо. Да, с таким изъяном можно предложить себя в любовницы только одному из этих сатиров!

— Не будь к себе так строга, — прошептала Франческа, заметив в себе некоторые изменения. Шрам, конечно, не уменьшился, на это и надеяться нечего. Однако ее взгляд, прежде кроткий, теперь стал твердым. Лицо ее выражало внутреннюю силу. Руки тоже уже не казались хрупкими. В ней появилась какая-то необычная красота. Конечно, странно видеть эти существа в собственной библиотеке, еще более странно все еще пытаться примириться с лицом, которое смотрит на нее из зеркала. Но тем не менее оно принадлежит ей. Джек любит ее, во всяком случае, желает. Поэтому Франческа больше не съеживалась, увидев себя в зеркале.

Она вышла в гостиную и поискала место для изысканных ирисов. Пожалуй, они будут хорошо смотреться в комнате с ярким восточным ковром на полу и бархатными темно-лиловыми диванами. Франческа воспринимала этот дом как дорогую игрушку, поскольку он не принадлежал ей. Хорошо, что Джек пока не хочет возвращаться в Америку, где его популярность еще больше возросла после шумного успеха двух недавних театральных спектаклей. Поклонники стали просто одержимыми: они мечтали коснуться Джека, рвали на нем одежду, надеясь завладеть хоть чем-то, принадлежащим кумиру.

— Ты и не представляешь, что это такое, — рассказывал Джек. — В Калифорнии иногда разбивают лагерь у моих ворот, пытаются проникнуть в дом, роются в мусоре. Мне пришлось нанять телохранителей, и я давным-давно перестал появляться на публике. А теперь мне не удастся даже плавать в бассейне — у них камеры с телеобъективами.

Франческа считала, что Джек слишком дорого заплатил за успех последних спектаклей. Он всегда высоко ценил неприкосновенность частной жизни, не нуждался в шумных похвалах и тяготился чрезмерным вниманием к своей особе. Джек стремился осуществить собственный проект в кино, но преследование поклонников так выводило его из себя, что он запер свой дом в Малибу и снял на острове Сен-Луи в Париже дом, построенный в девятнадцатом столетии.

Позади красивого особняка был заросший сад. Крошечный дворик отделял его от мощенной булыжником улицы. Франческе этот дом казался воплощением ее детских грез. Чугунная ограда с причудливым узором украшала особняк. За садом текла река. С верхнего этажа была видна таинственная громада Нотр-Дам. Звуки ночного города, доносившиеся со стороны Сены, успокаивали Франческу. Плеск воды, гудки кораблей, отдаленный звон цепей, иногда долетавший запах рыбы и керосина — все напоминало ей ночную Венецию. Казалось, сама судьба позаботилась, чтобы она жила возле воды.

Джек тоже был счастлив в Париже. Первое время он спокойно гулял по улицам города, ибо здесь его не узнавали. Они с Франческой подолгу сидели в маленьких кафе на левом берегу и азартно торговались на открытых рынках неподалеку от дома. Но как только в парижских кинотеатрах пошли фильмы с его участием, Джеку снова пришлось надеть темные очки. Как-то днем он и Франческа отправились в кино посмотреть его фильм на французском. Маленький кинотеатр неподалеку от Сорбонны был битком набит студентами. Услышав с экрана речь французского дублера, Джек рассмеялся:

— Да он разговаривает, как Дональд Дак! Неужели я говорю по-французски так же комично?

— Ну, не совсем… — Франческа смутилась.

Когда Джек рассмеялся еще раз, какой-то студент выругал его. Джек взял Франческу под руку и вывел из темного зала.

— Что мне сказал этот парень?

— Боюсь, ничего хорошего. По-моему, обозвал тебя скотиной.

— Неужели? — Джек был доволен. — Восхитительно!

Однако по мере того, как дело двигалось к зиме, воодушевление Джека пошло на убыль. Он читал бесчисленное множество сценариев, но не находил ничего себе по душе. Встречам с режиссерами и продюсерами не было конца, но Джек все не мог угомониться.

Как-то днем, когда Франческа читала, лежа на диване, Джек влетел веселый, в распахнутом пальто, несмотря на холодную погоду. Еще с порога он возбужденно выпалил:

— Мы приглашены на открытие выставки в галерею Арко и на прием по этому случаю. Ради Бога, дорогая, скажи, что ты идешь! Сегодня утром все только об этом и говорили. Там будет много знакомых, я уже обещал, что мы придем.

— Ты не хочешь поздороваться? — Франческа положила руки ему на плечи, поднялась на цыпочки и поцеловала его. — Неужели мне необходимо участвовать в этом светском спектакле вместе с тобой?

Коснувшись губами щеки Джека и вдохнув запах его кожи, Франческа подумала: «А не соблазнить ли его прямо сейчас? Это, несомненно, отвлечет его от открытия выставки».