Книга История русской культуры. XIX век - Наталья Яковкина

Непрерывная слежка, вся воспитательная система казенной гимназии, построенная на совершенно ложном и антипедагогическом принципе «наказания» и «возмездия» за совершенный поступок, постоянно довлела над учениками, угнетала их психику, возбуждала вражду к учителям, особенно преподавателям древних языков, которые «подозрительным своим отношением и к ученикам, и к товарищам всегда возбуждали и разжигали в гимназии взаимную вражду».[349] Недовольство учеников нередко принимало бурный характер. Так, в одной рижской гимназии ученики выбили стекла в квартирах инспектора и директора, в Твери был устроен взрыв в кабинете учителя-классика и т. д. Люди старшего поколения, учившиеся в гимназии в 60-х годах, с глубоким возмущением наблюдали изменения, произошедшие в средней школе: «В наше время учителя гимназий еще не смотрели на своих учеников, как материал для выработки людей, слепо „верных Царю и Отечеству“, не думающих, не рассуждающих, не стремящихся к общему добру и не ищущих никаких идеалов. Все это пришло позднее, вслед за реформой графа Д. А. Толстого, которую напрасно зовут классицизмом, с которым толстовские гимназии не имели ничего общего, представляя собой единственно Российский „бараний рог“.[350]

Д. А. Толстой, деятельность которого вызывала сильное общественное недовольство, был смещен в период революционной ситуации 1879–1881 годов. Возглавившие после него министерство народного просвещения А. А. Сабуров и А. П. Николаи попытались несколько ослабить „классическую“ систему, но пребывание их на этом посту было слишком кратковременным для серьезных перемен. В 1882 году, когда революционное движение пошло на убыль, на пост министра просвещения был назначен И. Д. Делянов. Современники восприняли это назначение как восстановление министерства графа Толстого. И действительно, уже циркуляр от 20 ноября 1882 года определял ряд мер „для поддержания порядка и дисциплины“ в средних учебных заведениях. Однако главной тенденцией министерской политики стала подготовка сословной контрреформы средней школы, возвращение гимназии к положению дворянского учебного заведения. 11 июня 1887 года распоряжением министерства были закрыты приготовительные классы при гимназиях, что затрудняло поступление туда недостаточно подготовленных детей. А через неделю, 18 июня 1887 года, последовал печально известный циркуляр, получивший название указа о „кухаркиных детях“, в котором требовалось от попечителей учебных округов принять самые строгие и энергичные меры к очищению гимназий от лиц „низших сословий“, отклоняя прошения неимущих лиц о зачислении их детей в эти заведения — „при неуклонном соблюдении этого правила гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детей коих, за исключением разве одаренных необыкновенными способностями, вовсе не следует выводить из среды, к коей они принадлежат“.

Циркуляр этот был, по существу, нарушением гимназического устава, где в ст. 23 говорилось: „В гимназиях и прогимназиях обучаются дети всех состояний, без различия звания и вероисповедания“. Причем министр не мог отменить устав, утвержденный царем и являющийся законом.

Известный историк А. А. Кизеветтер так вспоминал о реакции широких кругов русской интеллигенции на этот документ: „Можно сказать без всякого преувеличения, — писал он, — что при появлении этого циркуляра (его тотчас прозвали циркуляром „о кухаркиных детях“) вся якобы немая как рыба Россия 80-х годов заголосила благим матом, выражая величайшее возмущение этим непринужденным провозглашением крепостнических тенденций министра. Во всех домах только и речи было, что о неслыханном циркуляре; все и каждый приняли его как самое грубое оскорбление, нанесенное не только людям низшего общественного положения, стремящимся доставить образование своим детям, но и как оскорбление, нанесенное всему обществу“.[351]

Реальные училища по проекту, внесенному Деляновым в Государственный совет в 1886 году, предполагалось преобразовать в учебные заведения 2-х ступеней, первая из которых представляла пятиклассную общеобразовательную школу, вторая — двух- или четырехгодичные специальные технические училища, дающие сведения „хотя и элементарные, но основательные и приложимые на практике“.[352] Предложенные меры должны были превратить реальные училища в ремесленные. Однако проект был отклонен Государственным советом, и реальные училища сохранили свою учебную программу.

„Деляновская“ гимназия сохранила многие из отрицательных качеств, присущих ее предшественнице середины и конца 70-х годов. По-прежнему изучение древних языков оставалось одним из основных предметов и отнимало очень много времени у учащихся. В прессе 80–90-х годов много писали о переутомлении гимназистов и развивающихся на этой основе болезнях — головных болях, малокровии, различных психических отклонениях. Один из авторов писал, вспоминая гимназические годы сына: „Я до сих пор не могу вспоминать, с каким нескрываемым отвращением он занимался древними языками, мешавшими ему работать по остальным предметам. Все время домашних занятий до глубокой ночи он ежедневно проводил за грамматикою древних языков, лишенный возможности посвящать сколько-нибудь времени на работу по другим предметам, более его интересовавшим, на чтение и занятия по литературе и новым языкам“.[353] При этом „бессознательное заучивание мертвых форм грамматики и синтаксиса отвлекало внимание не только от красот стиля классических писателей, но и от настоящего смысла текста“.[354]

Преподавание других предметов, особенно в провинциальных гимназиях, часто не отвечало требованиям того времени. Так, отечественная литература заканчивалась „вступлением в пушкинский период“, причем творчество Лермонтова, Тургенева, Гончарова не изучалось. Темы для сочинении в выпускном VIII классе отличались анахронизмом: „Ломоносов как отец русской литературы“, „Труд расширяет круг наслаждений“ и тому подобные, в то время как гимназисты зачитывались рассказами Гаршина и Короленко, произведениями Салтыкова-Щедрина, Михайловского, Глеба Успенского, стихами Надсона и Апухтина. Изучение истории происходило по учебнику Иловайского, по которому учились еще в 30–40-х годах; история была одним лишь сухим перечнем фактов, имен и дат… освещение событий, особенно не по Иловайскому… строго избегалось». География же России «сводилась к перечислению гор, рек, губерний-областей».[355]