Книга Гибель империи. Тайные страницы большой геополитики (1830-1918) - Юрий Победоносцев

Союз Милюкова и Азефа в борьбе за поражение России в Русско-японской войне

9 февраля 1904 г. Япония без объявления войны вероломно напала на Россию. Началась русско-японская война, в ходе которой Россия потерпела ряд серьезных военных поражений. Тем не менее, поскольку резервы Японии были ограниченными, а Россия к началу 1905 г. уже сумела перебросить на Дальний Восток значительные силы, то исход войны в пользу России фактически был предрешен.

Транссибирская магистраль пропускала уже 14 пар поездов в день вместо четырех в начале войны. В Маньчжурии было сосредоточено около 300 тыс. чел. На жизни же внутренней России война практически не отразилась. Государственный банк ни на один день не останавливал размен банковских билетов на золото. Урожай 1904 г. был обильный. Промышленность увеличивала свое производство, в том числе и в результате военных заказов, обеспечивавших, между прочим, повышение заработной платы рабочим, прежде всего в оборонной отрасли. В то время как экономика и финансы Страны восходящего солнца оказались сильно подорванными войной.

К середине 1905 г. Россия должна была бы преодолеть трудности, обусловленные отдаленностью театра военных действий от основных жизненных центров страны. В этом случае победа России над Японией была весьма вероятной.

Однако либералы и социалисты всех мастей и окрасок мгновенно осознали, что победа России в войне будет означать усиление самодержавия и надолго отодвинет их планы прихода к власти, в то время как поражение наших войск может стать козырной картой в борьбе с царем.

В этой связи печатный орган либералов журнал «Освобождение» писал в те дни:

«Если русские войска одержат победу над японцами, что, в конце концов, не так уже невозможно, как кажется на первый взгляд, то свобода будет преспокойно задушена под крики ура и колокольный звон торжествующей Империи».

Так русские либералы нашли себе достойных союзников в лице японских агрессоров. И японцы с восторгом приняли этот союз. По данным российской разведки, только на пропагандистские цели, направленные против России, японское правительство тратило до 10 млн иен в год — по современному курсу около 500 млн долл. США.

Возглавлял и координировал всю эту «бескорыстную» помощь русской революции бывший военный атташе Японии в Петербурге полковник М. Акаши, заверивший русских революционеров:

«Мы готовы помогать вам материально на приобретение оружия, но самое главное, чтобы движению не давать остывать и вносить, таким образом, в русское общество элемент постоянного возбуждения протеста против правительства».

В начале XX в. на политическую арену России выходят эсеры, «специализирующиеся» на террористических актах и убийствах русских государственных деятелей. Одной из первых жертв эсеровского терроризма стал министр внутренних дел Д. С. Сипягин. Затем последовали убийства харьковского губернатора князя И. М. Оболенского и уфимского губернатора Н. М. Богдановича, министра внутренних дел В. К. Плеве, генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича…

Самое печальное заключалось в том, что русское образованное общество рукоплескало убийцам и категорически отказывалось осуждать террор. В этих условиях русское либеральное масонство не могло не протянуть руку сторонникам политического терроризма, чтобы общими усилиями нанести решающий удар самодержавию.

В процессе этого объединения в октябре 1904 г. в Париже прошел так называемый съезд оппозиционных и революционных партий. Либералов на съезде представляли князь Петр Долгорукий, П. Н. Милюков, П. Б. Струве, от эсеров были Е. Ф. Азеф, В. М. Чернов и М. А. Натансон. Кроме того, в работе съезда принимали активное участие польские, армянские, еврейские, финские, латышские и грузинские националисты.

Самое пикантное заключается в том, что либерально-террористический съезд проводился на деньги, выделенные японским правительством. Правда в своих воспоминаниях Милюков пишет, что о финансировании парижского съезда спецслужбами Японии он узнал лишь после его окончания:

«Закулисная сторона съезда стала мне известна гораздо позднее из книги Циллиакуса о "Революции и контрреволюции в России и Финляндии". По своему происхождению этот съезд должен был носить чисто пораженческий характер.

Мысль о съезде явилась у поляков на амстердамском социалистическом съезде; прямая цель была при этом воспользоваться войной с Японией для ослабления самодержавия; Циллиакус снабдил оружием польских социалистов. Он же и ввел на съезд Азефа и, несомненно, участвовал в качестве "активиста", в попытке осуществить, по его же словам, — "глупейший и фантастичнейший, но тогда казавшийся осуществимым" план ввезти в Петербург морем оружие в момент, когда там начнется восстание. План этот действительно закончился добровольным взрывом зафрахтованного для этой цели английского парохода "Джон Графтон", застрявшего в финляндских шхерах. Деньги, которые были нужны для пораженческих мероприятий, были получены Циллиакусом, целиком или отчасти, через японского полковника Акаши, с определенной целью закупить оружие для поднятия восстаний в Петербурге и на Кавказе, — и Азеф должен был быть об этом осведомлен».

Впрочем, трудно поверить в искренность слов Милюкова, что об участии японских спецслужб в парижском съезде он узнал лишь из книги Циллиакуса. Ведь Милюков участвовал в принятии всех решений и резолюций съезда, в том числе и сформулированного съездом тезиса о полезности для дела освобождения России ее поражения в войне с Японией. Так что Ленин не был первым, кто призвал к поражению своего правительства в войне. Пальму первенства в этом позорном вопросе следует отдать союзу кадета Милюкова и эсера Азефа, являвшегося по совместительству еще и полицейским агентом.

Ну, а после парижских объятий Милюкова с Азефом на имя японского императора из России, как по команде, посыпались тысячи телеграмм от представителей «передовой» интеллигенции и студенчества с поздравлениями с победой доблестной японской армии и флота. Дело дошло до того, что газета «Наша жизнь» открыто возмущалась тем фактом, что какие-то студенты посмели провожать на войну солдат и, как выразилась газета, этим поступком замарали свой мундир. А в Самаре один из священников отказался исповедовать привезенного из Маньчжурии умирающего от ран солдата, поскольку тот на войне убивал людей.

Вообще интеллигенция вела себя крайне безответственно. Вот как, например, описывал поведение наших нравственно убогих интеллектуалов, возомнивших себя совестью нации, генерал-майор российского Генерального штаба Е. И. Мартынов в своей работе «Из печального опыта русско-японской войны»:

«Что касается так называемой передовой интеллигенции, то она смотрела на войну как на время, удобное для достижения своей цели. Эта цель состояла в том, чтобы сломить существующий режим и взамен ему создать свободное государство. Так как достигнуть этого при победоносной войне было, очевидно, труднее, чем во время войны неудачной, то наши радикалы не только желали поражений, но и стремились их вызвать. С этой целью велась пропаганда между запасными, войска засыпались прокламациями, устраивались стачки на военных заводах и железных дорогах, организовывались всевозможные бунты и аграрные беспорядки. Поражениям армии открыто радовались».