Книга Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735) - Игорь Курукин

Если прибавить к указанной командующим цифре доходов еще 46 225 рублей, поступивших в 1733 году, то получится 1 757 748 рублей. В эту сумму вошли поземельные подати, в том числе «оклад» с бывших шахских деревень («Деревни Тигамрая пять рублев; деревни Кахгир Калая пять рублев; деревни Кияку три рубли; деревни Гулярудбар пятнатцать рублев» — так выглядит этот оклад в приходно-расходной книге за 1727 год, составленной капитанами Соболевым и Кафтыревым в Рештской «провинциальной канцелярии»); налоги «сверх окладу» («махта-эгдас») «поголовная подать» с «Жидовской слободы» Решта, доходы от откупов, караван-сараев, рыбных ловель, торговые пошлины (с продажи шелка, с наемных лавок, с весов при гостином дворе), от «чихирной продажи» дербентского винзавода, от торговли нефтью и солью, всевозможные мелкие сборы («с чюрешных пекарен», «с конской площатки», «с варения бараньих голов», с «продажи терьяку» и «зерновой игры» в караван-сараях), платы «кочевых обывателей» Муганской степи за «скоцкое пазбище».

Взимались они прежде всего с оседлых крестьян и горожан Ширвана и Гиляна, но далеко не в предполагаемых размерах; запущенные недоимки признавались безнадежными, поскольку их «никако собрать невозможно, понеже многие деревни за отдалением и за горами и доныне еще в подданство и в послушание не приходят и партиями оных за далностию к послушанию привести невозможно, а многие деревни от морового поветрия пусты учинилися», как сообщала та же приходно-расходная книга 1727 года.

А формально подданные горцы и обитатели приграничных с турками территорий, имеющие «пашни, также скотину и баранов», фискальных обязанностей не исполняли. Майор Гербер особо отмечал в своем описании Дагестана, что после низложения шамхала «надлежало бы доходы на государя сбирать. Токмо еще до дальнего определения доходы допущено брать сыновьям шамхальским и другим владельцам». Другие же жители присоединенных территорий, укрываясь за «непроходными горами», «доходов и податей никому не платят, но и впредь платить не будут и, надеясь на крепкую ситуацию их места, не опасаются, чтоб кто их в подданство привесть и принуждать может».

Только приморские земледельческие области близ Дербента (Мушкур, Низават, Шеспара, Бермяк) давали какие-то доходы казне, хотя и «в малом числе» по причине разорения жителей. Прочие же горские территории, кроме своих владельцев, «не платят податей никому и платить не будут». Вольные мастера знаменитого селения Кубачи, чьи старшины принесли присягу императрице Екатерине в 1725 году, чувствовали себя настолько свободными, что наладили выпуск турецких и персидских монет и удачно «начали испытовать и российские рублевики; однако ж все сии деньги имеют надлежащий свой вес и серебро, что оных везде берут».

Разделение Ширвана на российскую и турецкую «порции» при наличии драчливых порубежных ханов также препятствовало развитию торговых связей и освоению по замыслу Петра «способного водяного хода от Тифлиса по реке Кура к Каспийскому морю». Не случайно тот же Гербер отмечал разоренные «через мятежников» деревни Мушкура, пустующую пристань в Низабаде (Низовой) и упадок Шемахи, которая стала «тенью прежде бывшего».

Но еще больше удручали правительство непомерные издержки на содержание войск в заморских провинциях. Поначалу, кажется, никто толком не представлял общих цифр, поскольку многочисленные статьи расходов проходили по разным ведомствам и в совокупности никем не учитывались. Военная коллегия еще в октябре 1729 года подсчитала общую сумму затрат на содержание регулярных и нерегулярных войск корпуса с учетом выплаты повышенного жалованья, заготовки провианта, амуниции и мундиров; итог составил 1 005 059 рублей 41 копейку; с добавкой стоимости шести тысяч ведер вина и 41 795 рублей затрат на «артилериских служителей»получалось примерно десять процентов российского бюджета. Однако на практике речь шла о существенно меньших суммах, и, например, та же коллегия в доношении Сенату от 22 ноября 1731 года за подписью В.В. Долгорукова считала необходимым потратить на следующий год 622 717 рублей — с тем расчетом, что остальное будет браться из местных доходов, о которых, впрочем, военное ведомство было «не известно».

Предпринятые в 1729 году попытки военных подсчитать расходы на Низовой корпус оказались поверхностными и дали никак не соответствовавшую реальным затратам сумму в 1 535 825 рублей, включавшую (и то не полностью) лишь расходы на жалованье и провиант регулярным войскам. Составленная в Военной коллегии в 1731 году ведомость дала уже иную цифру — 4 023 325 рублей, истраченных с 1723 по 1730 год на жалованье, мундиры, амуницию и лошадей (но без учета стоимости провианта). Тогда же и Штатс-контора подала сведения о своих расходах за 1722-1729 годы в размере 2 082 331 рубля, но и эти подсчеты оказались неполными.

Оно и неудивительно. Деньги собирались разными учреждениями (подушная подать — Военной коллегией; таможенные и кабацкие поступления — Камер-коллегией; доходы от продажи казенных товаров — Коммерц-коллегией и т. д.). «Окладные» расходы предусматривались из определенных для этого конкретных доходов; последние нередко не соответствовали первым, и тогда приходилось заимствовать средства из других источников, после чего начинались утомительные разборки между учреждениями, в которых найти крайнего было весьма сложно.«… велено вместо отпущенных из рентереи в Конюшенную канцелярию за Военную кантору денег толикое число 12 тысяч 679 рублев 16 копеек отпустить ныне из Военной канторы для отпуску на Низовой корпус в Генерал-крикс-камисариат, для того, что оные денги… велено было отпустить в Конюшенную канцелярию, но тогда за неимением в той канторе серебреной рублевой и полтиной манеты ис той канторы не отпущены. И вместо того толикое число рублевою манетою отпущено из Штате канторы, которых и по се время из Военной канторы было не возвращено. А из Манетной канторы ныне за Военную кантору тех денег платить не надлежит», — гневался на военных Сенат в марте 1733 года.

Порой срочные расходы заставляли сенаторов и Камер-коллегию посылать гонцов в поисках денег, «где сколько во всех калегиях и канцеляриях и канторах есть». Военное начальство не имело представления о тратах, произведенных командующим на месте, а Левашов не ведал о расходах Военной коллегии, Генерал-кригс-комиссариата, Адмиралтейства, Артиллерийской канцелярии и Штатс-конторы. Последняя признала в ноябре 1731 года, что расходов на Низовой корпус не знает; о налоговых сборах провинций это ведомство также сведений не имело и объясняло Сенату, что «в тамошних местах зборов в равное привести никак невозможно, ибо в басурманах частые бывают перемены».

Подсчитать «стоимость» корпуса было тем более трудно, что финансирование пехотных полков, в отличие от драгунских, изначально не было «положено» за счет подушной подати. С 1724 года они содержались из доходов с Украины, но по указу Верховного тайного совета от 12 мая 1727 года эта практика была отменена, и средства на содержание частей брались из разных источников; документы Сената указывают среди них деньги Берг- и Мануфактур-коллегий, Монетной конторы, Синодальной камер-конторы, московской полиции, Белгородской, Московской, Воронежской, Нижегородской и Казанской губернских, Пензенской, Орловской, Севской и прочих провинциальных канцелярий, а также подушные сборы и «неположенные в штат» доходы вроде сборов с клеймения «винных кубов», с мельниц, домовых бань, рыбных ловель и т. п.