Книга Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России - Андрей Гронский

Конечно, совершенно нереалистично ожидать, что основная масса людей, составляющих «путинское большинство» в совокупности с когортой аполитичных конформистов, когда-либо признает свою долю вины за происходящее. Ведь признание своей ответственности предполагает не только способность рационально оценить ситуацию, но и наличие известного мужества. Вот как в социальной сети описывает эволюцию сознания своих родителей один мужчина:

«Касательно сбитого «боинга», мои предки пытались поюзать на себе все «официальные» версии: от украинского истребителя, украинского «БУКа», до запущенно врагами самолета с трупами, дабы обосрать матушку-россию. И да, они не видели ничего особенного, что правдивые официальные версии лились, как говно из засорившегося коллектора.

Сейчас они уже притихли, выбрали такую позицию — погибли люди, не нужно плясать на костях. От нас ничего не зависит и т д и т п. Более чем уверен, что все остальное ватное общество пытается думать именно так».

Но, думаю, мы вполне можем рассчитывать на то, что эту долю ответственности будут осознавать люди, сохранившие гражданскую позицию в нынешнее время, а потомки ныне живущих поколений в будущем дадут адекватную оценку не только действиям правящих элит, но и позиции своих родителей.

И, наконец, последний вопрос: «Почему же это россияне должны каяться, а не другие народы?» Его можно сравнить с аргументом алкоголика, который в ответ на упреки жены в пьянстве отвечает: «А что ты ко мне привязалась? Посмотри, вон наш сосед Вася еще больше чем я пьет!» Безусловно, правительства и граждане других стран тоже совершали преступления. Но это предмет их политической и моральной ответственности. Например, нынешняя межэтническая напряженность в Европе и США является последствием проводимой некогда колониальной политики, рабовладения и притеснения национальных меньшинств. Кроме того, поскольку все страны мира взаимосвязаны между собой, то в установлении диктаторских преступных режимов в отдельных странах есть и вина их ближних и дальних соседей. После победы союзников и падения нацистского режима Ясперс писал об ответственности западных стран по отношению к Германии: «Чтобы немецкая суть не была уничтожена полностью, братским государствам западной ориентации следовало в общеевропейских интересах осуществить это освобождение как можно скорее»[316]. Александр Сотник пишет: «Сам тот факт, что путинский режим долго пользовался благосклонностью Запада, меня все эти годы возмущал.

На Западе — что — не знали, кто такой Путин? Не имели понятия о природе происхождения капиталов членов кооператива «Озеро»? Были не в курсе подробностей отравления Ливиненко и убийства Политковской? Конечно, они были осведомлены. Тем не менее — целовали бандита в десна, протягивали ему руку, улыбались, подписывая договоры о сотрудничестве.»[317]

Однако если мы хотим обновления своего общества и государства, мы должны думать не о чужой, а о своей собственной ответственности.

Выше я говорил об объективной виновности россиян. Но кроме объективной вины, как уже говорилось ранее, существует хорошо знакомая психотерапевтам невротическая вина. Это одно из чувств, которое препятствует принятию своей реальной виновности. Как это ни печально, за псевдопатриотической позой и известными агрессивными оскорбительными выкриками в адрес западных стран стоит исторически сложившийся комплекс неполноценности, в котором «патриотически» настроенному россиянину трудно признаться даже самому себе. Начиная с 18 века, когда Россия благодаря Петру 1 открылась Европе, ее жители испытывали по отношению к ней комплекс периферийности, или провинциальности. Это можно сравнить с амбивалентными чувствами сестры, которая живет в деревне к сестре, живущей в городе. С одной стороны, она завидует и восхищается ее нарядами и городскими манерами, с другой, чувствует возмущение: «А чем она лучше меня?» Эта амбивалентность сохранялась и в Советском союзе: с одной стороны советский человек искренне критиковал язвы капитализма и реакционный путь развития западных государств, с другой, каждый средний старшеклассник или студент (конечно же, одновременно с тем, бывший идеологически подкованным и являвшийся комсомольцем) мечтал о настоящих американских джинсах. А для взрослого было счастьем приобрести любую импортную вещь, ради чего он был готов часами стоять в очередях. Считалось, что она заведомо лучше отечественной. Хотя, впрочем, так оно и было.

Чувство ущербности болезненно и требует психологической компенсации, а невротическая вина не разрешает признаться в своих слабых сторонах и ответственности за них и требует во что бы то не стало доказать свое превосходство. Из этой ситуации два выхода: либо признаться себе в своих реальных ограничениях и стараться перенять у Другого лучшее из того, чем он обладает, либо замкнуться в себе и пытаться убеждать себя и окружающих в том, что ты и так лучше всех. Во втором случае вместо того, чтобы брать пример с лучшего, что есть в Другом, и работать над собой, субъект начинает искать в этом Другом недостатки, а свои изъяны выставлять как достоинства. Собственно к этому способу и прибегает современный средний российский обыватель при серьезной помощи официальной пропаганды. Например, уважение к правам личности можно выдать за фальшь и попустительство, а мракобесие и необразованность за «высокую духовность» и «традиционные ценности». Это можно сравнить с тем, что человек имеющий горб, чтобы избежать чувства неловкости и смущения, начинает гордиться им, говорить, что этот горб оттеняет его уникальность и особый путь развития, и с его помощью даже можно зарабатывать деньги в цирке. Кроме того, есть много людей, у которых горбы еще больше и именно с ними нужно дружить и налаживать партнерские отношения.

Признать свою виновность, это значит признать, в том числе то, что мы опять отстаем от западного мира, причем в результате своих собственных действий. А делать это эмоционально неприятно. Гордость не позволяет. Проще оглянуться на азиатские диктатуры и сказать: «Да мы такие не одни, мы даже лучше их!» — и для пущей демонстрации своей независимости от Запада блокировать интернет ресурсы и совершать ритуальное сожжение продуктов. Самоочевидно, что такая отгороженность нации от прогрессивной части человечества весьма на руку недобросовестным правителям.

Возникает вопрос, а чем же собственно может гордиться рядовой россиянин, кроме того, что его страна одна из самых больших по территории и количеству природных ресурсов, а к тому же и обладательница ядерного оружия? Чем он может компенсировать невротическое чувство неполноценности? Вот тут-то ему и приходит на «выручку» имперский миф, надежно запечатлённый в коллективной сознательной и бессознательной памяти. Как говорит Борис Дубин относительно менталитета российского народа:

«Самая болезненная точка — это самоопределение русского как державного. Россия должна быть великой державой, великая держава — это та, которой боятся. Если уважают, тоже неплохо, но лучше, чтобы боялись. Мы с коллегами всегда описывали комплекс „особого пути“ России как компенсаторный. С хозяйством плохо, сами ничего всерьез изменить не можем, власти обкрадывают налево и направо — компенсация за эти вещи выражается в поддержке „особого пути“, на котором Россия якобы всегда и становилась великой. На самом деле Россия становилась великой именно тогда, когда выходила на общий путь с большей частью мира, находила общие ориентиры. Но компенсаторика побеждает, и в итоге людям нравится, что Россия ухитрилась поставить на голову весь мир. О чем еще может мечтать хулиган во дворе? Чтобы все вокруг боялись. Маленькой репетицией всего этого — гордости, своего пути — была Олимпиада. Она власть очень укрепила»[318].