Книга Тайны дворцовых переворотов - Константин Писаренко

Далее все просто. Алексей Орлов вызывает Маслова. Объясняет ему обстановку и приказывает вместе с прибывшей вчера командой поспешить в Петербург, дабы сообщить императрице о состоянии арестанта. Затем капитан уведомляет о своем решении командира отряда. И здесь мы вроде бы сталкиваемся с противоречием двух источников. Шумахер говорит о похищении Маслова; Орлов в письме Екатерине – о курьерской миссии. Вчитаемся еще раз в свидетельство Шумахера: «…когда император немного задремал, этот человек вышел в сад подышать свежим воздухом. Не успел он там немного посидеть, как к нему подошли офицер и несколько солдат, которые тут же засунули его в закрытую русскую повозку. В ней его привезли в Петербург…»

Судя по характеру изложения, Шумахер опирается на откровенность очевидца, следившего за происходившим со стороны, скорее всего, из окна дворца. Если учесть это обстоятельство, то окажется, что Орлов и Шумахер не противоречат, а дополняют друг друга. И реально упомянутый эпизод выглядел так.

Алексей Орлов, распорядившись об отъезде, отпустил Маслова на время, пока команда не закончит сборы. Камер-лакей, естественно, навестил больного хозяина. Когда тот заснул, Маслов, чтобы не мешать, вышел в сад, где, сидя на свежем воздухе, дожидался военных. Вскоре к нему подошли офицер с солдатами. Объявив слуге, что все готово и можно ехать, они вместе с лакеем сели в повозку. Человек, наблюдавший за Масловым со стороны, вполне мог увиденное принять за арест, хотя на самом деле офицер, выполняя поручение Орлова, всего лишь сказал придворному служителю, что пора отправляться.

Итак, тезка командира ропшинского отряда в районе одиннадцатого – двенадцатого часа утра устремился в Петербург, чтобы поторопить медиков с визитом в Ропшу. Между тем застрявший в Петербурге Лидерс, впустую промаявшись в приемной Теплова час или два, около полудня в сопровождении Черткова и, возможно, Баскакова, покинул столицу. На каком-то отрезке двухтрехчасового пути он пересекся с Масловым. Шумахер пишет: «Лидерс встретил его по дороге». Не совсем понятно, Лидерс просто заметил проезжавшего мимо Маслова или им удалось переговорить. Судя по тому, что Маслов добрался-таки до Петербурга, а Лидерс приехал в Ропшу без камер-лакея, остановки и разговора не было. В противном случае Маслов узнал бы, что надобность в его поездке отпала, а Лидерс, раскрывая Шумахеру подробности ропшинских злоключений, не преминул бы опровергнуть заблуждение дипломата о «похищении». И, главное, в Ропшу они возвратились бы вместе. Но, похоже, когда повозки на мгновение поравнялись, Маслов Лидерса не разглядел, а Лидерс, напуганный видом знакомого придворного в окружении солдат и офицера, побоялся кого-либо окликнуть. Зато пересказом своих впечатлений укрепил Шумахера в мысли об аресте Маслова.

Но вернемся в Ропшу. Развязка приближалась. К полудню ни Чертков, ни Баскаков, ни врач так и не появились. Между тем Петр Федорович лежал в беспамятстве. Солдаты с нетерпением ожидали освобождения от наскучившей им ропшинской комиссии и молили Бога побыстрее избавить их от узника. Но, в отличие от солдат, командир караула знал, что Екатерина строго спросит с него за мужа, а потому не находил себе места и сильно нервничал. Наконец Орлов решился, нарушив регламент, послать в столицу с еще одним напоминанием предпоследнего офицера – не ездившего в город Барятинского. Алексей Григорьевич берет в руки перо и бегло выводит:

«Матушка наша, милостивая государыня. Не знаю, што теперь начать, боюсь гнева от Вашего Величества, штоб вы чево на нас неистоваго подумать не изволили, и штоб мы не были притчиною смерти злодея Вашего и всей Рос[с]и[и], также и закона нашего. А теперь и тот, приставленной к нему для услуги, лакей Маслов занемог. А он сам теперь так болен, што не думую, штоб он дожил до вечера, и почти совсем уже в беспаметстве. О чем уже и вся команда здешнея знает и молит Бога, штоб он скорей с наших рук убрался. А оной же Маслов и посланной офицер может Вашему Величеству донесть, в каком он состояни[и] теперь, ежели Вы моему сло…»

И тут Алексей Григорьевич осекся. Обращаться к императрице на равных («ежели Вы моему слову не верите») ему не подобало. Тогда он попытался исправить допущенную оплошность заменой «моему сло…» на «оному не верите», для чего буквы «м», «о» и «е» затер, «с» и «л» превратил в «н», а точку «о» – в «е». Однако, выведя «он», Орлов вновь остановился: «ежели вы оному не верите…» тоже не годилось. Немного подумав, Алексей Григорьевич выбрал третий вариант – «он» стало «бо», возле которого слева появилось «о». В итоге фраза приобрела более благозвучный вид: «…ежели вы обо мне (муне)…». Такая формулировка, пусть и с сохранением выносного «му», показалась автору наиболее оптимальной. Перо опять заскрипело по бумаге: «…ежели вы обо мне усумнится изволите. Писал сие раб ваш верный […раб Алексей Орлов…?]».

Заметив, что слово "раб" им написано дважды, Орлов вымарал последнее. Он уже готов был позвать к себе Барятинского и вручить депешу, как на улице послышался конский топот. Не исключено, что лошади привлекли внимание Орлова, когда Барятинский уже стоял перед ним. К терассе дворца подъехала группа всадников. Орлов сразу же узнал Григория Теплова и поспешил к нему навстречу.

Как развивались события дальше, гадать не приходится. Теплов сыграл на неведении Орловым политических интриг прошедших двух дней. Объяснив, что по повелению императрицы приехал проведать царя, советник представил спутников. Среди них были доктор Крузе и некто Александр Шванвич. При упоминании имени доктора Алексей Григорьевич, наверное, вздохнул с облегчением: "Наконец-то!" и попросил Карла Федоровича пройти в покои императора и поглядеть, что с ним. Вероятно, все, кроме Орлова и удержавшего его Теплова, прошли к Петру Федоровичу. Крузе – чтобы осмотреть больного, а Шванвич – либо как необходимый ему помощник, либо как облеченный особыми полномочиями курьер.

Пока Теплов занимал Алексея Орлова важной беседой о столичных новостях, в комнате Петра III осуществился разработанный Тепловым сценарий. Сперва Крузе предложил находившемуся в сознании узнику выпить лекарства. Пациент, заподозрив неладное, отказался. И тогда в дело вступил Шванвич…

Подлинная картина убийства в источниках не отражена. Но, подвергнув логическому анализу имеющиеся данные, собранные главным образом Шумахером и Беранже, мы можем попытаться восполнить пробелы.

Вспомним, в тесной комнате в дверях дежурили два офицера – Пассек и Барятинский. В соседних покоях располагались караулы солдат. Если Барятинский успел прийти к Орлову за письмом, то именно он и привел Крузе и Шванвича к отрекшемуся императору. Если нет, то с этим мог справиться любой другой солдат или унтер-офицер, увиденный Орловым при встрече с наперсником Кириллы Разумовского. Григорий Потемкин, например. Проникнув в желанную комнату, Крузе предложил государю принять микстуру. Тот не захотел. Французский дипломат утверждает, что, несмотря на сопротивление, мужа царицы все-таки заставили принять яд, затем не дали кружку молока, после чего, убедившись в медленном действии отравы, задушили несчастного. Не берусь спорить с французом. Ведь он единственный, кто сообщил столь подробно об отравлении (Шумахер почему-то предпочел не раскрывать финал противодействия государя уговорам отравителей). Причем его информатор – Алексей Маслов, – хоть и не свидетель, но человек, знавший истинную картину цареубийства. Однако рискну высказать одно сомнение. Конечно, в жизни всякое бывает, но как-то не сочетается заблаговременное изготовление и использование медленно действующего яда с нетерпеливым удушением обреченного спустя считанные минуты после отравления.