Книга Крымская кампания 1854-1855. Трагедия лорда Раглана - Кристофер Хибберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что вы делаете?
В это время ему в плечо с глухим щелчком вошла пуля. Наконец, Буду удалось взобраться на парапет, где он на секунду помедлил прыгать вниз, боясь новой боли от раны в руке.
– Прыгай! Да прыгай же, маленький чертенок! – прокричал ему сержант.
Вуд прыгнул и снова потерял сознание. Он пришел в себя только тогда, когда хирург, осматривая его рану, весело заверил его:
– Сейчас отрежу тебе руку, прежде чем успеешь даже понять, где ты[35].
Во время этого короткого боя Раглан стоял под огнем вражеской артиллерии на позициях батареи мортир, чуть позади передовой траншеи. Приказав всем, кто, по его мнению, не должен был подвергать себя риску быть убитым вражеским ядром, отправиться в укрытие, он почти в одиночестве остался наблюдать за разгромом своих солдат. Под вражеским огнем один за другим падали вокруг него люди. Стоящий рядом генерал Джонс получил ранение по касательной в лоб и упал на землю. Его седые волосы тут же окрасились кровью. Покидая позиции батареи в сопровождении капитана Уолсли, Раглан остановился, чтобы поговорить с раненым офицером, лежащим в траншее.
– Бедный молодой человек, – обратился он к раненому, – надеюсь, ваше ранение не слишком тяжелое.
В ответ тот «в грубейшей форме, не стесняясь в выражениях, объявил Раглана ответственным за это бессмысленное кровопролитие». По словам капитана Уолсли, он с удовольствием «угостил бы этого слабака ударом сабли».
Грохот пушечных залпов медленно переходил в глухой гул.
Британские солдаты в угрюмом молчании возвращались на свои позиции. Такая же гнетущая тишина стояла во всем лагере англичан.
Поздним вечером, при свете угасающего солнца, похоронные команды отправились собирать уже застывшие тела убитых. Разложение уже успело коснуться трупов. Лица убитых были раздуты, у некоторых они просто отсутствовали. Солдаты отказывались собирать тела убитых из других полков. Возглавлявший работы капитан Клиффорд внезапно ощутил приступ тошноты. Постояв немного около огромной ямы, куда отволакивали дурно пахнущие трупы в разноцветных мундирах, он почувствовал себя глубоко разочарованным. «Это, – понял он в момент горького прозрения, – и есть те самые обещанные нам Честь и Слава».
УМИРАЮЩИЙ
Его нельзя было не любить.
На следующий день после разгрома к командующему прибыл гвардейский офицер. Выходя из штаба, он обратился к сидящим там офицерам со словами:
– Вы не заметили, как изменился лорд Раглан? Боже правый! Да он же умирает.
Происходившие с ним в последние недели перемены стали теперь очевидными для всех. Начальник телеграфа, расположенного в монастыре Святого Георгия, 4 июня писал отцу:
«Сегодня к нам приезжал лорд Раглан. Сначала я даже не узнал его. Он выглядит совершенно изношенным. Он, как всегда, вежлив и внимателен к нам. Но видно, что он смертельно болен».
18 июня, когда Раглан вернулся в штаб, ему все еще удавалось сохранять обычную невозмутимость и доброжелательность. Все время он даже пытался ободрить офицеров штаба, заметив, что нет на свете такой армии, которая хоть однажды не испытала бы горечь поражения. Но генералу так и не удалось оправиться от депрессии, вызванной потерей полутора тысяч солдат и офицеров. В коротком письме жене он так и не смог скрыть свою скорбь. Последняя катастрофа казалась ему своеобразной эпитафией на всю прожитую жизнь.
23 июня неожиданно разразился шторм, и над иссушенным плато пролился необыкновенной силы ливень. Следующим утром от холеры, постепенно возвращавшейся в армию, умер генерал Эсткорт, заболевший пару дней назад. Стоял воскресный день. Несмотря на то что сам чувствовал себя неважно, Раглан заехал навестить его накануне вечером, после возвращения из поездки на позиции и в госпиталь. Узнав о смерти Эсткорта, Раглан очень опечалился. Из-за слабости, вызванной болезнью, он не рискнул отправиться на похороны, но сразу же после окончания церемонии пришел в одиночестве помолиться на могиле боевого соратника.
На следующий день он не нашел в себе сил присутствовать на обеде. Ноги сводила судорога; от слабости он периодически терял сознание. Осмотрев генерала, доктор Прендергаст прописал ему ацетат свинца и опиум.
В тот же вечер генерал Эйри написал очередное письмо Шарлотте, в котором жаловался на то, что командующий мог бы выздороветь за сутки, если бы согласился соблюдать предписанный ему щадящий режим: никаких дел и никаких писем. Но Раглан, по выражению Эйри, был очень беспокойным пациентом. На него очень подействовала, продолжал генерал, смерть сестры, потом генерала Эсткорта и капитана Боколла из 10-го гусарского полка. Лорд Раглан ненавидит безделье. И все же однажды он обязательно выздоровеет.
Но буквально через несколько часов, около двух часов ночи, у Раглана случился тяжелейший приступ диареи. Он с трудом добрался до кровати и едва мог говорить. Затем генерал проспал в изнеможении восемь часов подряд.
Проснувшись, он заявил, что теперь чувствует себя гораздо лучше. Однако, проверив пульс Раглана, доктор Прендергаст нашел его очень слабым. Голос больного походил скорее на слабый шепот. У больного пропал аппетит. Вскоре он снова забылся тяжелым сном. В час пополудни Раглан проснулся от приступа икоты. В три часа слуга фельдмаршала снова отправился за доктором, заявив, что его хозяин мучается желудочным приступом.
Спустя еще час стало очевидно, что Раглан умирает. Сам он в это не верил. Ослабевший и утомленный, продолжал бороться за жизнь.
Войдя в комнату больного, генерал Эйри сказал:
– Сэр, вы больны. Хотите ли вы встретиться с кем-нибудь?
Раглан твердо ответил:
– Нет.
Мягко, но настойчиво Эйри еще раз задал тот же вопрос. Тогда больной так тихо, что генерал едва смог расслышать, прошептал:
– Фрэнк.
К тому времени, когда лорд Бэргхерш смог прибыть к больному, его дядя уже потерял сознание. К шести часам он вновь пришел в себя, и тогда доктор Прендергаст попросил полковника Стила сообщить ему о том, что он находится при смерти.
Когда Стил вошел в комнату, Раглан, вспомнив, что тот еще сутки назад сам был болен, осведомился о его самочувствии.
– Все в порядке, сэр, – ответил Стил, – надеюсь, у вас ничего не болит.
– О нет, дорогой Стил! Со мной скоро все будет в порядке.
– Увы, сэр, боюсь, что это не так.
– Почему?
