Книга Сталин и мошенники в науке - Валерий Сойфер

Перед войной, в 1938 году, газеты сообщили о небывалом достижении простой колхозницы из Узбекистана Муслимы Бегиевой, которая будто бы получила огромный урожай, вырастив необычную пшеницу — с ветвистыми колосьями. Число зерен в таких колосьях было в несколько раз больше, чем у обычных пшениц. Пшеницу в газетах назвали по её имени "муслинкой" (буква "м" была заменена на "н", возможно, чтобы, увести читателей от мыслей о мусульманском происхождении имени Муслима). М. М. Якубинцер, растениевод, специализирующийся на изучении пшениц, писал: "Для колхозной селекции "муслинка" несомненно представляет интерес… Этот сорт взят… орденоносцем Н. В. Цициным в целях скрещивания с пыреем" (1). Забегая вперед, нужно заметить, что ничего путного из затеи Цицина не вышло.

Снопик чудо-растения выставили как экспонат в Москве на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Туда же привезли колхозников со всех краев страны, и так получилось, что около снопика Бегиевой как-то остановились два грузинских паренька из Телавского района Кахетии, которых могучий вид пшеницы поразил. Они тайком отодрали от снопика несколько колосков, на следующий год высеяли семена у себя дома, но затем ребят забрали в армию, началась война, и о ветвистой пшенице вспомнили только после её окончания. В 1946 году из Кахетии в Москву был отправлен снопик ветвистой, и без всякой проверки в Государственную книгу сортов была внесена запись о сорте, названном теперь "кахетинская ветвистая" (2). Такая спешка объяснялась просто: семенами заинтересовался Сталин. Появились в печати сообщения, что у Бегиевой дело разладилось, её семена "выродились", перестали давать ветвящиеся колосья, и, как она ни билась, восстановить ветвистость ей не удалось (3). Вот тогда-то, в декабре 1946 года, Сталин и вызвал к себе Лысенко и поручил ему развить успех грузинских колхозников, высказав пожелание, чтобы чудесная пшеница была перенесена на поля как можно скорее (4). Взяв из рук Сталина пакетик с семенами теперь уже воистину золотой пшенички, Лысенко заверил "Вождя Народов", что его поручение будет выполнено.

Мог ли Лысенко что-то знать о ветвистой пшенице? Её описания в русской литературе вслед за европейской появились еще в XVIII веке (5). В начале 30-х годов XIX века в России интерес к ней возрос. Сначала в Сибири была испробована ввезенная туда кем-то "семиколоска Американка" (6), а затем началась многолетняя история проверок и перепроверок пшеницы "Благодать" и такой же "Мумийной пшеницы". В книге, изданной в России в середине XIX века, говорилось:

"Пшеница "Благодать" получила название от того, что будто бы она разведена от зерен, взятых из одной мумии в Египте, где, думают, этот вид пшеницы, теперь переродившейся вследствие дурного ухода, был возделываем некогда в огромных размерах" (7).

Первые надежды в отношении "Благодати" были радужными. Ожидали, что она даст урожай "сам 30–35" (то есть количество зерна собранного превысит количество посеянного в 30–35 раз), однако было замечено, что пшеница требует "для выявления своих изумительных свойств ухода тщательного и почв тучных — в противном случае колос у пшеницы получается простой, а не ветвящийся" (8). Но уже в ближайшие годы стало ясно, что надеяться на чудо нечего, и один из крупнейших авторитетов того времени профессор А. М. Бажанов писал (см. также (9)):

"Были произведены опыты разведения этой пшеницы во многих местах России и результатов ожидали от нее чрезвычайных… но все попытки получить это баснословное растение в таком виде, как его описывали, оказались тщетными".

Позже русская агрономическая литература запестрела статьями и заметками о неудачах с пшеницей "Благодать". Сообщалось не только о потере свойства ветвления колоса при посеве на бедных почвах, но и о более грустных результатах. Так, О. Шиманский в течение нескольких лет проверял свойства ветвистой пшеницы и обнаружил, что это — капризная и к тому же весьма непостоянная пшеница: год от года число ветвящихся колосьев в посевах уменьшалось, и на 4-й год уже ни одного ветвистого колоса не осталось, зерно измельчало, а на 5-й год и всходов почти не было (10). Именно поэтому А. М. Бажанов и предупреждал:

"… многоколосная пшеница, как изнеженное чадо, требует, кроме тучной земли, редкого сева, она не переносит даже легкого морозу и терпит более других простых пород от головни и ржавчины. Хотя каждый отдельный ее колос приносит более зерен, нежели колосья простых пород, но при соображении общего умолота всех колосьев с известной меры земли, всегда открывается, что многоколосная пшеница не прибыльнее простых" (11).

Интерес к "Благодати" то угасал, то возрождался, и, наконец, стало ясно, что ветвистые пшеницы бесперспективны. В конце XIX и начале XX веков это мнение было твердо выражено в трудах многих представителей русской агрономии. А. П. Андриановский заключил, что она "едва ли не самая требовательная в мире, поэтому в больших количествах не разводится" (12), Н. Васильев выразился о ней аналогично: "Попытка возделывания в России оказалась неудачной: в первый же год пшеница перерождалась и имела обыкновенный колос" (13). После возникновения (на грани XIX и XX веков) генетики и научных основ селекции ученые (и прежде всего школа Н. И. Вавилова) серьезно перепроверили свойства ветвистых пшениц и пришли к обоснованному выводу о тщетности старых надежд увеличить урожаи путем внедрения "многоколосной пшеницы".

Хоть что-то из приведенных здесь сведений Лысенко должен был знать. Писали о ветвистой пшенице и в советских газетах, в том числе и в "Социалистическом земледелии" (16), в которой сам Лысенко постоянно помещал свои заметки. Более того, в 1940 году в его собственном журнале "Яровизация" Ф. М. Куперман опубликовала статью "О ветвистых формах озимых пшениц, ржи и ячменя" (14). Если бы Лысенко ничего другого не читал, то уж свой журнал, где он был главным редактором, наверняка, просматривал. И, вообще, вопрос о ветвистых пшеницах так часто дискутировался в научной литературе, разбирался и учениками Вавилова, и другими учеными, что, даже не следя специально за научными публикациями, Лысенко не мог не знать или хотя бы не слышать об этом (15).

Но незачем гадать, слышал ли нет Лысенко о ветвистой, потому что в момент, когда он брал из рук Сталина мешочек с семенами, он точно знал, что ничего из затеи с ветвистой пшеницей выйти не может. Именно это он должен был вождю сообщить, сказав прямо, что надежды на ветвистую пшеницу — совершенно нереальны.

Этот момент очень важен для оценки личности Лысенко и его поступков. Среди его ближайших сотрудников было принято разглагольствовать о безграничной честности их шефа, высокой порядочности в научных, да и в житейских делах. Но история с ветвистой пшеницей показала, каким он был человеком на самом деле. Разумеется, настал миг, когда жизнь подкинула ему задачку, решить которую было бы человеку с принципами просто. Надо было сказать правду и больше ничего. Но ведь то, что Сталин, великий Сталин, Отец Всех Народов и Вождь Всех Времен не погнушался им и вызвал к себе в то время, когда другие лидеры партии от него отвернулись, был не просто многозначительным. Это был, с учетом всех обстоятельств, решающий факт жизни. Какие уж там принципы. Не до жиру, быть бы живу.