Книга Тихая Виледь - Николай Редькин

Под красным стягом русских князей и была одержана победа над супостатом детьми России, во время испытаний забывшими о разнице в происхождении, политических разногласиях и обидах на Судьбу.

У Редькина действие второй части романа начинается в конце двадцатого столетия всё там же, в Тихой Виледи, около стен школы, которую открыли после Гражданской войны большевики в отнятом у хозяев доме, хозяйка которого Дарья продолжала его лелеять всю жизнь, работая в школе (своём собственном доме) уборщицей.

Вроде бы светится надежда на лучшее. Ведь родной земля Виледи остаётся и для жертв, и для палачей.

У Редькина есть сцена: спустя многие десятилетия встретились в родной деревне два ее бывших жителя: черноволосый Борис Осипов – сын раскулаченного отца (всю жизнь жил за пределами родного края), и рыжеволосый Федор Валенков – сын того, кто раскулачивал (Федор всю жизнь работал в райкоме). Вспомнив детство, они играют в старую деревенскую игру – заколачивают в землю кол.

Вот как это было в 1930-е:

«Полуметровый заостренный кол играющие вбивали в землю деревянной колотушкой. Каждый ударял по колу один раз и передавал колотушку другому. …Последний удар наносил чернявый Борька Осипов. Высоко подняв колотушку над головой, Борька с силой ударил ею по колу – и все бросились врассыпную.

А водивший Федька Валенков, схватившись за кол обеими руками, принялся раскачивать его из стороны в сторону, стараясь скорее вытащить и успеть хоть кого-нибудь, да застукать. Но не тут-то было! Все уж скрылись, схоронились за амбарами, банями, поленницами…»

Раскачав кол колотушкой, Федька вытащил его и, вставив его в прежнее место, «забегал бойко, запоглядывал везде». «Вскоре чуть ли не всех застукал. Вот только Борьки нет. Федька туда, Федька сюда – нет Борьки. А искать надо. Отошел Федька от кола далеконько, за поленницу заглянул, а тут откуда ни возьмись – Борька! Борька – к колу. И Федька – к колу.

Несутся как ненормальные. Кто скорее? Борька опередил, схватил кол и далеко бросил его, к черемухам. И все опять разбежались, попрятались. Федька нехотя поплелся за колом, принес его, вставил в яму и вновь принялся отыскивать спрятавшихся…».

И вот по прошествии многих лет эти, теперь уже два взрослые мужика встретились под тем же кедром в опустевшей деревне.

«Они, казалось, не удивились (не успели удивиться?) друг другу, даже не поздоровались (словно не расставались, – только что пришли из соседних изб играть в кол). Черноволосый высоко поднял колотушку над головой и ударил по колу. Не проронив ни слова, передал колотушку рыжеволосому. Тот поднял колотушку над рыжей головой своей и с не меньшей силой опустил на кол.

Глухой удар раздался в мертвой тишине. И отлетели от старой колотушки щепки. И разможженный кол еще глубже вошел в землю.

И рыжий передал колотушку черноволосому. И ударил тот. И вернул рыжему. И тот ударил.

И так колотили они по колу до тех пор, пока разбитый кол совсем не сравнялся с землей. А вековечный кедр, возвышаясь над ними, недоуменно шевелил мохнатыми лапами, дивясь странному занятию двух людей…»

Осью жизненного существования для русского человека, будь он даже этнический еврей, всегда будет любовь к родной землице, с которой, как говорил великий русский поэт Николай Рубцов, он чувствует «самую жгучую, самую смертную связь».

Кстати, не зная архангельского говора, не сразу поймёшь, о какой «смертной» связи пишет поэт.

У Редькина масса диалектизмов в романе о родном Русском Севере, которые расшифровываются с помощью сносок. Оказывается, «насмертно» – это «очень».

…Ведут мужика под конвоем в лагерь. А он во время ночлега в избе гармонь увидел.

И ему «насмертно» захотелось поиграть на гармошке и поплясать. И тут же начинается гулянка.

Русский характер!

«Россия, мати, свете безмерный», – выдохнул в восемнадцатом веке Тредиаковский. Несмотря на ужасы революционной эпохи, этот свет старой России пробивается к нам – потомкам.

Свет несут женщины – героини Пастернака и Редькина. Первым увидел женщину как источник света и душевного тепла Гоголь.

Этот свет зажёгся автору «Мёртвых душ» в конце тоннеля. Такова у Гоголя Улинька – героиня второго тома «Мёртвых душ», говорят, списанная с несостоявшейся невесты писателя – графини Анны Виельгорской.

Судьба русской женщины – это свеча на морозном ветру. Так у Гоголя.

Так у Пастернака: «Свеча горела на столе, свеча горела…» Так у Редькина.

И всё же они несут свой крест и верят.

Революция в России наиболее жизненно и объективно, как мне кажется, не говоря о художественности, описана у трёх писателей: Редькина, Пастернака и Шолохова. Это «Тихая Виледь», «Доктор Живаго» и «Тихий Дон». Видимо, название романа Редькина появилось не случайно, а как знак преемственности.

Три романа находятся в отношениях дистрибуции – взаимного дополнения, создавая в целом лирико-эпическое полотно, посвящённое событиям «огненных лет» на Русском Севере, в Центральной России, на Урале, в Сибири и на южных рубежах Отечества.

Гоголь в книге «Выбранные места из переписки с друзьями» предупреждал русских о грядущих кошмарах. Во втором томе «Мёртвых душ» есть даже пророчество о великом голоде. Гоголь категорически не принимал европейские революции, задыхаясь от вони, накуренной революциями.

По Гоголю, имеет право на жизнь только революция Духа, личный контроль над своей собственной Душой, в которой можно ломать и строить во Благо вопреки обстоятельствам.

Ужасы революции в России вряд ли компенсируют её достижения: уничтожение деревень, вырубка древних корней крестьянских родов, питавших Древо русской жизни, забвенье истории семьи, замена дома коммунальной квартирой и общежитием, войны (Афганистан, Чечня), поддержка за счёт национального бюджета правящих коммунистических режимов в зарубежных странах, пьянство, репрессии, раздробление государства…

Но русский Этнос живёт вопреки всему. Гоголь говорил, что, если русского мужика сослать на край света, он и там, среди снегов, поплюет на руки и станет рубить себе избу. Вот и Пастернак, поселив семью русских столичных интеллигентов Живаго-Громеко в глуши, среди снегов, да ещё в смутное время, рассказывает, как они не сгинули от бескормицы, что грозило двум генералам Салтыкова-Щедрина, а стали лелеять землю, давшую им урожай для жизни: растили картошку, огурцы, капусту, морковь, собирали и солили грибы, варили варенье.

И в лагерях самые жизнеспособные интеллигенты работали в тяжёлых климатических условиях, выдавая на-гора двухсотпроцентную норму. А во время войны лагерники добровольно шли в штурмовые батальоны и геройски гибли и побеждали. Обо всём этом написано в «Докторе Живаго».

Пастернака очень любят на Урале.

Жители Перми считают, что именно их город изобразил Пастернак в «Докторе Живаго». В окрестностях Перми есть даже музей Пастернака.