Книга Делириум - Лорен Оливер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какое-то врет Рейчел хранит молчание. Мне тоже нечего ей сказать. Я закрываю глаза и жду, когда боль начнет отступать. Снизу долетают чьи-то голоса, шаги, приглушенные восклицания. В кухне включили телевизор. Но ничего конкретного я разобрать не могу.
— Лина, что случилось сегодня ночью? — наконец спрашивает Рейчел.
Я открываю глаза и вижу, что она очень внимательно смотрит на меня.
— Ты думаешь, я тебе расскажу?
Рейчел едва заметно кивает.
— Я — твоя сестра.
— Можно подумать, для тебя это что-то значит.
Рейчел отшатывается от меня, всего на какие-то миллиметры, но когда она снова заговаривает, голос ее звучит твердо.
— Кто он? Кто тебя инфицировал?
— Это вопрос вечера? — Я поворачиваюсь на бок лицом к стене. — Если ты пришла сюда, чтобы допросить меня, зря теряешь время. Могла бы спокойно спать дальше.
— Я пришла сюда, потому что волнуюсь.
— И что тебя волнует? Семья? Репутация? — Мне холодно, я упрямо смотрю в стену и натягиваю летнее одеяло до подбородка. — Или тебя волнует, что все подумают, будто ты знала? Что ты сочувствуешь?
— Как с тобой тяжело, — вздыхает Рейчел. — Я волнуюсь за тебя. Ты мне небезразлична, Лина. Я хочу, чтобы ты была в безопасности. Хочу, чтобы ты была счастлива.
Я поворачиваюсь к Рейчел, меня переполняет злость, даже больше — ненависть. Я ненавижу ее, ненавижу за то, что она лжет мне. Ненавижу за то, что она притворяется, будто волнуется за меня. За то, что она произносит эти слова вслух.
— Ты все врешь, — задыхаясь от злости, говорю я. — Ты знала про маму.
И тут занавес безразличия исчезает. Рейчел вздрагивает.
— О чем ты говоришь?
— Ты знала, что она… ты знала, что она не убивала себя. Ты знала, что они ее забрали.
Рейчел пристально смотрит на меня.
— Лина, ты не понимаешь, о чем говоришь.
Теперь я хоть знаю, что ошибалась насчет Рейчел. Она ничего не знала. Мне жаль ее, и в то же время я чувствую облегчение.
— Рейчел, — уже спокойнее говорю я, — она была в «Крипте». Все это время мама была в «Крипте».
Рейчел смотрит на меня с открытым ртом, потом вдруг встает и стряхивает с брюк несуществующие крошки.
— Послушай, Лина… У тебя травма головы.
Ну вот, снова эта интонация, как будто я сама с собой это сделала.
— Ты устала, ты запуталась.
Я даже не пытаюсь возражать. Это бесполезно. Слишком поздно для Рейчел, она обречена жить как во сне.
— Постарайся поспать, — говорит Рейчел. — Я принесу тебе воды.
Она берет стакан с тумбочки и идет к двери. По пути Рейчел выключает свет в комнате. Она останавливается в дверях, свет падает из коридора и превращает ее в черный расплывчатый силуэт.
— Знаешь, Лина, — Рейчел, помедлив, поворачивается ко мне лицом, — все изменится к лучшему. Я понимаю, сейчас ты злишься, ты думаешь, что мы ничего не понимаем. Но я понимаю. — Рейчел умолкает и смотрит на пустой стакан. — Я была как ты. Я помню эти чувства — злость, страсть. Тебе кажется, что ты не сможешь жить без этого, что ты скорее умрешь. — Рейчел вздыхает. — Поверь мне, Лина, это все симптомы болезни. Ты исцелишься. Пройдет несколько дней, и все это для тебя будет не больше чем сон. Теперь для меня это все сон.
— И ты стала счастливее? Ты рада, что сделала это? — спрашиваю я.
Наверное, Рейчел воспринимает мой вопрос как знак того, что я прислушалась к ее доводам. Так или иначе, она улыбается и говорит:
— Да, очень.
— Ну, тогда ты не такая, как я, — шепотом говорю я. — Ты совсем не такая.
Рейчел собирается что-то ответить, она уже открывает рот, но в этот момент в комнату входит тетя Кэрол. Лицо у нее в красных пятнах, волосы взлохмачены, но, когда она начинает говорить, голос ее звучит ровно.
— Все хорошо, — говорит она, обращаясь к Рейчел. — Мы обо всем договорились.
— Слава богу, — отвечает Рейчел, а потом мрачно добавляет: — Но по доброй воле она не пойдет.
— А кто от них этого ждет? — сухо замечает тетя и снова исчезает.
Интонация тети испугала меня, я пытаюсь приподняться на локте, но руки словно в желе превратились.
— О чем они там договорились? — спрашиваю я.
Просто удивительно, но мне удается изобразить безразличие.
Рейчел секунду молча смотрит на меня, а потом отвечает просто и прямо:
— Я тебе говорила, мы хотим, чтобы ты была в безопасности.
— О чем вы договорились?
Меня охватывает паника, и одновременно все тело как будто наливается свинцом. Даже странно, что я могу держать глаза открытыми.
— Твоя процедура.
Это говорит тетя, она опять вошла в комнату.
— Мы смогли договориться, чтобы ее перенесли. Тебя исцелят в воскресенье. Утром. А потом, мы на это надеемся, у тебя все будет хорошо.
— Ни за что!
Мне не хватает воздуха. До воскресенья осталось меньше сорока восьми часов. Я не успею предупредить Алекса. Мы не успеем спланировать побег.
— Вы меня не заставите! — Я не узнаю собственный голос, это не голос, а какой-то стон.
— Придет время, и ты все поймешь, — говорит тетя. Она и Рейчел приближаются ко мне, и тут я вижу, что у них в руках капроновая веревка.
— Придет время, и ты скажешь нам спасибо, — продолжает тетя.
Я пытаюсь сопротивляться, но тело меня не слушается, перед глазами все плывет, сознание затуманивается.
«Она обманула, это не адвил», — думаю я, а потом ощущаю, как что-то тонкое и острое впивается в мое запястье. Больше я ничего не чувствую.
Это тайна всех тайн, всех бутонов бутон,
Корень дерева жизни и небо небес,
Сердцевина всех почек, надежда надежд,
Самой дерзостной мысли стремительный бег,
Что всегда ты со мной, ты во всем и везде, дорогая.
Это чудо, что звездам упасть не дает,
То, что в сердце моем твое сердце живет[8].
Из запрещенного стихотворения Каммингса.
Входит в «Полное собрание запрещенных и опасных идей и высказываний», www.ccdwi.gov.org
К реальности меня возвращает чей-то голос. Меня зовут по имени. Я вижу белокурые волосы, они похожи на нимб. Наверное, я умерла, и ученые ошибаются — небеса существуют не только для исцеленных.
А потом черты лица склонившегося надо мной человека приобретают четкость, и я вижу, что это Хана.
— Ты очнулась? — спрашивает она. — Ты меня слышишь?