Книга Опасные связи - Шодерло де Лакло
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прощайте, как некогда... Да, прощай, ангел мой! Шлю тебе все поцелуи любви.
P.S. Известно ли вам, что, просидев месяц под арестом, Преван затем вынужден был уйти из своего полка? Это – последняя светская новость в Париже. Вот уж, поистине, жестоко поплатился он за проступок, которого не совершал, и торжество ваше – полное!
Париж, 29 октября 17...
От госпожи де Розмонд к президентше де Турвель
Я бы ответила вам раньше, милая моя дочь, если бы не переутомилась, когда писала свое последнее письмо, и ко мне не вернулись мои боли, лишив меня все эти дни возможности пользоваться своей рукой. Я очень торопилась поблагодарить вас за хорошие вести о моем племяннике и заодно принести вам самые искренние поздравления. Здесь уж никак нельзя не признать вмешательства провидения, которое, озарив благодатью одного из вас, спасло другую. Да, красавица моя, господь, пожелавший только испытать вас, послал вам помощь в миг, когда силы ваши были на исходе. И, несмотря на ваш легкий ропот, мне кажется, вам есть за что возблагодарить его. Я, разумеется, понимаю, что вам было бы приятнее, если бы решение это зародилось сперва у вас, а решение Вальмона явилось бы уже следствием вашего. С общечеловеческой точки зрения, в этом случае были бы, видимо, лучше соблюдены права нашего пола; мы ведь не желаем поступаться ни одним из своих прав. Но какое значение имеют эти малосущественные соображения по сравнению с важностью достигнутого? Разве спасшийся после кораблекрушения станет жаловаться на то, что он лишен был возможности выбирать средства спасения?
Вскоре, дорогая моя дочь, вы убедитесь, что муки, которых вы страшились, сами собою облегчатся. А если бы даже они и продолжали терзать вас с прежней силой, вы бы все же ощущали, что их легче переносить, нежели угрызения совести и презрение к самой себе. Раньше мне было бы бесполезно говорить вам эти слова, кажущиеся столь строгими: любовь – чувство, против которого мы бессильны, и благоразумие может помочь нам избежать его, но не победить. Раз уж оно возникло, то может умереть лишь естественной смертью или же от полной безнадежности. Ваш случай – как раз второй, и это дает мне право и мужество свободно высказать свое мнение. Жестоко пугать безнадежного больного, которому нужны только утешения да болеутоляющие средства; но полезно просветить выздоравливающего насчет опасности, которой он подвергался, чтобы внушить ему необходимое благоразумие и готовность подчиниться советам, которые могут ему еще понадобиться.
Раз уж вы избрали меня своим врачом, я и говорю с вами как врач, – говорю, что легкое недомогание, которое вы еще испытываете, может быть, нуждаясь в кое-каких лекарствах, ничто по сравнению с ужасной болезнью, полное излечение от которой вам уже обеспечено. Затем, как ваш друг, как друг женщины разумной и добродетельной, я позволю себе присовокупить, что овладевшую вами страсть, злосчастную самое по себе, делал еще более злосчастной предмет ее. Если верить тому, что мне твердят, то племянник мой, к которому, признаюсь, я, может быть, питаю чрезмерную слабость и в котором, действительно, многие похвальные качества сочетаются с величайшей обходительностью, представляет для женщин известную опасность и не свободен от вины перед многими из них: губить их доставляет ему почти такое же удовольствие, как и соблазнять. Я верю, что вы обратили бы его на путь истинный: для такого дела нет никого более достойного, чем вы. Но, рассчитывая на это, столько других женщин уже пережили горькое разочарование, что я предпочла бы, чтобы с вами этого не случилось.
Теперь, красавица моя, подумайте о том, что вместо многих опасностей, подстерегавших вас, вы, кроме чистой совести и душевного спокойствия, будете чувствовать также удовлетворение, оттого что оказались главным орудием возвращения Вальмона на праведный путь. Что до меня, то я не сомневаюсь, что это главным образом следствие вашего доблестного сопротивления и что один миг слабости с вашей стороны, может быть, оставил бы моего, племянника в вечном заблуждении. Мне хочется так думать и хочется также, чтобы и вы так думали. В этом обретете вы первые утешения, а я основание любить вас еще сильнее.
Жду вас к себе в ближайшие дни, дорогая моя дочь, как вы мне обещали. Вы найдете мир и счастье в тех самых местах, где потеряли их. Придите прежде всего порадоваться вместе с вашей любящей матерью тому, что вы так счастливо сдержали данное вами слово не совершить ничего, что не было бы достойно ее и вас!
Из замка ***, 30 октября 17...
От маркизы де Мертей к виконту де Вальмону
Если я не ответила, виконт, на ваше письмо от 29-го, то не потому, что у меня не было времени: просто-напросто оно меня рассердило, и я нашла его лишенным какого бы то ни было здравого смысла. Поэтому я сочла самым лучшим предать его забвению. Но раз уж вы к нему возвращаетесь, раз вы, видимо, настаиваете на высказанных в нем мыслях и принимаете мое молчание за знак согласия, – придется мне изложить вам мое мнение.
Иногда у меня появлялись притязания на то, чтобы собою одной заменить целый сераль, но я никогда не соглашалась быть просто одной из одалисок. Я думала, что вам это известно. Но, во всяком случае, теперь, когда вы уже не можете не знать этого, вам легко будет сообразить, насколько нелепым должно было показаться мне ваше предложение. Как! Чтобы я пожертвовала влечением, и вдобавок влечением нежданным, ради того, чтобы заниматься вами? И притом еще как именно заниматься? Ожидая в качестве покорной рабы своей очереди на благосклонную милость вашего величества? Когда, к примеру, вам благоугодно будет на миг отвлечься от неведомого очарования, которое дала вам ощутить одна лишь восхитительная, божественная госпожа де Турвель, или когда вы вдруг станете опасаться, как бы не поколебалось в глазах привлекательной Сесили то возвышенное представление о вашей особе, которое вы хотели бы, чтобы она сохранила? Тогда, снизойдя до меня, вы станете в моем обществе искать наслаждений – правда, не столь острых, но зато ни к чему не обязывающих, и ваши драгоценные знаки внимания, хотя бы и довольно редкие, сделают меня в конце концов достаточно счастливой!
О да, у вас, разумеется, весьма высокое мнение о своей особе. Но, видимо, мне зато недостает скромности, ибо, как внимательно я себя ни разглядываю, я не нахожу, что до такой степени опустилась. Может быть, это мой недостаток, но предупреждаю вас, что у меня их вообще немало. И вот главный из них: я полагаю, что школьник, слащавый Дансени, занятый сейчас исключительно мной, пожертвовавший ради меня, не делая из этого особой заслуги, своей первой страстью еще до того, как удовлетворил ее, словом – любящий меня, как любят только в его возрасте, может, несмотря на свои двадцать лет, дать мне больше счастья и больше радостей, чем вы. Я позволила бы себе даже добавить, что если бы мне пришла в голову прихоть взять ему помощника, то им были бы не вы, во всяком случае, в настоящий момент.
А по каким таким причинам, спросите вы меня? Но, прежде всего, причин может и вовсе не быть, ибо каприз, благодаря которому я могу предпочесть вас, способен точно так же сделать вас совершенно нежеланным. Однако из вежливости я готова привести вам свои доводы. Мне кажется, что вам пришлось бы слишком многим ради меня пожертвовать. Я же, вместо того, чтобы оказаться вам за это благодарной, как вы стали бы, разумеется, ожидать, вполне способна была бы считать, что вы должны и дальше приносить мне жертвы! Вы видите, у нас настолько несхожий образ мыслей, что мы никак не сможем сблизиться, а я опасаюсь, что мне понадобилось бы много, очень много времени, прежде чем переменились бы мои чувства. Когда я исправлюсь, обещаю вас об этом известить. А до того, послушайтесь меня, устраивайтесь как-нибудь иначе и приберегите свои поцелуи: ведь у вас столько возможностей найти им лучшее применение!..
