Книга Красный блицкриг - Владимир Бешанов

В дальнейшем Сталин сделал все, чтобы молдаване снова захотели оказаться в составе Румынии. Вполне логично, что одними из первых по обвинениям в антисоветизме, контрреволюционной деятельности и принадлежности к «румынским буржуазным партиям» были арестованы бывшие депутаты «Стафул Цэрия».

23 августа 194Q года снова встретились Молотов и Шуленбург. На этот раз по торжественному случаю: «В начале беседы Шуленбург благодарил тов. Молотова за статьи, помещенные в советской прессе в связи с годовщиной заключения советско-германского пакта о ненападении, и выразил свое удовлетворение тем, что ход событий полностью оправдал возложенные на этот пакт правительствами обеих стран надежды.

Тов. Молотов ответил, что советская печать pi мнение Советского правительства единодушны в отношении к советско-германскому пакту о ненападении, и отметил роль Шуленбурга в деле подготовки и заключения пакта».

Дружба с Гитлером себя уже окупила сторицей. Как писал У. Ширер: «Гитлер развязал войну с Польшей и выиграл ее, но куда в большем выигрыше оказался Сталин, войска которого вряд ли произвели хоть один выстрел. Советский Союз получил почти половину Польши и взялся за прибалтийские государства. Это как никогда ранее отдалило Германию от ее основных долговременных целей: от украинской пшеницы и румынской нефти, остро ей необходимых, чтобы выжить в условиях английской блокады. Даже польские нефтеносные промыслы Борислав, Дрогобыч, на которые претендовал Гитлер, Сталин выторговал у него, великодушно пообещав продавать немцам эквивалент годовой добычи нефти в этих районах».

Иосиф Виссарионович по-прежнему думал, что обманул Адольфа Алоизовича, и рассчитывал на еще большие дивиденды.

11 июля Шуленбург дал свой прогноз Берлину: «Большинство западных дипломатов считают, что все три прибалтийских государства будут преобразованы в организмы, полностью зависящие от Москвы, т. е. будут включены в состав Советского Союза… Это, без сомнения, также относится к Турции и Ирану».

«Очевидно, что в свете дальнейшей перспективы Бессарабия является в советских планах лишь отправной точкой для действий, промежуточной целью которых будут Дарданеллы с возможностью выхода к водам Средиземного моря… — сообщал в Лондон представитель польского эмиграционного правительства в Бухаресте Игнатий Клещинский. — Решения Сталина выглядят логично. Находясь в стороне от европейской войны, следует загрести как можно больше, малыми усилиями занять ключевые стратегические позиции и в любом случае выжидать. Остальное придет само собой в результате взаимного истощения сражающихся сторон, в результате революции, которая должна разразиться в Германии в случае поражения. Тогда организованное выступление свежих военных сил позволит взять свое. Стремление Советов к господству в Скандинавии и на Балканах — несомненно и очевидно».

Впрочем, кремлевские «борцы за мир» и не скрывали, что успокаиваться на достигнутом они не собираются. 1 августа, повествуя депутатам об успехах внешней политики Советского Союза, Молотов, что стало уже привычным, произвел очередной пристрелочный выстрел: «На прошлой сессии Верховного Совета мне приходилось докладывать о мирном договоре с Финляндией… Понятно, что если некоторые элементы финляндских правящих кругов не прекратят своих репрессивных действий против общественных кругов Финляндии, стремящихся укрепить добрососедские отношения с СССР, то отношения между СССР и Финляндией могут потерпеть ущерб».

18 сентября нарком обороны Тимошенко и начальник Генерального штаба Мерецков подписали документ № 103 203 — «Соображения по развертыванию вооруженных сил Красной Армии на случай войны с Финляндией».

Итак, планов имелось громадьё: вслед за Польшей, Прибалтикой, Бессарабией оккупировать Иран, Турцию, Финляндию, установить контроль над Черноморскими проливами — все дальше отодвигая советские границы.

Это был единственный способ «укрепления безопасности», который признавал товарищ Сталин.

А перспективы открывались захватывающие. 13 октября 1940 года генсек получил письмо от Риббентропа, в котором имперский министр заявлял: «…в полном соответствии с мнением Фюрера, что историческая задача Четырех держав (имеются в виду Германия, Италия, СССР и Япония) заключается в том, чтобы согласовать свои долгосрочные политические цели и, разграничив между собой сферы интересов в мировом масштабе, направить по правильному пути будущее своих народов».

Кремлевский горец готовился к новой сделке «на прочной основе разграничения долгосрочных взаимных интересов». Причем было похоже, что Гитлер увяз в схватке с окопавшимися на Острове британцами. После того как Лондон в очередной раз отклонил предложение пойти на мировую, фюрер объявил: «Германия намерена вести войну против Англии и ее империи до окончательного разгрома Британии. Эта борьба идет уже сейчас и закончится лишь тогда, когда враг будет уничтожен в военном отношении или когда будут устранены силы, ответственные за войну. Когда это случится — значения не имеет». Что ж, для Москвы это было очень кстати.

В ходе ноябрьского «дружественного визита» Молотова в Берлин Гитлер предложил Советскому Союзу присоединиться к Тройственному пакту, напомнив, что от сотрудничества «спиной к спине» обе стороны получили весомые выгоды, а вражда их будет выгодна только третьим странам: «Оба партнера по германо-русскому пакту хорошо поработали вместе. Это — наиболее прочная база для любого пакта. Вопрос теперь в том, могут ли они продолжать работать вместе и в будущем и может ли Советская Россия извлечь соответствующие выгоды из нового порядка вещей в Британской империи, т. е. не будет ли для России наиболее выгодным выход к морю через Персидский залив и Аравийское море и не могут ли быть в то же самое время реализованы и другие устремления России в этой части Азии, в которой Германия абсолютно не заинтересована». Затем Риббентроп ознакомил советского премьера с текстом соглашения, предусматривавшего раздел сфер влияния между четырьмя державами с целью «учредить» на благо всех народов «новый порядок» в Европе, Азии и Африке. Пункт четвертый конфиденциального протокола гласил, что основные интересы Москвы «лежат к югу от территории Советского Союза в направлении Индийского океана». Германия и Италия будут делить Европу и Африку, Япония — создавать свою «зону процветания» в Восточной Азии. Во время переговоров Гитлер настаивал на том, чтобы СССР «уважил» его экономические интересы в Румынии и Финляндии, поскольку в условиях войны с Англией финские и румынские поставки имеют для германской промышленности огромное значение: «Россия в условиях мира получит все, что, по ее мнению, ей причитается… Советский Союз должен понять, что в рамках какого-либо широкого сотрудничества двух стран выгода может быть достигнута в куда более широких пределах… Гораздо большие успехи могут быть достигнуты при условии, что Россия не будет сейчас искать выгоды на территориях, в которых Германия заинтересована на время продолжения войны».

В беседе с Гитлером 13 ноября Молотов откровенно заявил, что советское правительство «считает своим долгом окончательно урегулировать финский вопрос» в тех же рамках, что и в Бессарабии и в соседних странах. То есть «урегулирование» кремлевские мечтатели трактовали однозначно — оккупация, советизация и «добровольное» присоединение Финляндии к СССР. Как ни уговаривал фюрер советского премьера войти в положение ведущей войну и экономически заинтересованной в финских и шведских поставках Германии, как ни просил обождать хотя бы год или полгода до заключения мира, Молотов был непреклонен, выражая решительное непонимание: с какой стати Советский Союз «должен откладывать реализацию своих планов на шесть месяцев или на год»?