Книга Кровавый омут - Фрэнсис Пол Вилсон

— Насколько я помню, за ломаные, — добавил Лайл.

Кристадулу кивнул.

— Они с женой обновили интерьер, обшили гранитные плиты в подвале стенными панелями, пол залили бетоном. Однажды он не явился ни на операцию, ни к себе в кабинет. Полиция занялась расследованием, обнаружив его с женой дома в постели. Обоим перерезали горло.

Это Джек тоже вспомнил.

— Кто?

— Убийцу так и не нашли. Даже подозреваемых не было. Не осталось никаких следов.

— Неудивительно, что люди видят там привидения, — вздохнул Джек.

— Дальше было еще хуже, — продолжал Кристадулу. — Исполнитель завещания доктора Сингха попросил меня продать дом. Я думал, что после самоубийства и двойного убийства его никогда не продать. Потом, к несчастью, явились молодые супруги и выразили желание купить Менелай-Мэнор.

— Несмотря на историю? — уточнил Джек. — Или благодаря ей?

— Знаете, — Кристадулу хлопнул себя по животу, — я их не особо расспрашивал. Очень уж мне не нравилась история дома. Никак не повышала покупательский спрос. Помню, муж, Герберт Лом, сказал, что он не суеверен, а делом, кажется, заправляла прелестная женушка Сара. Они собирались усыновить ребенка, хотели купить дом на семью. И я им его продал. — Он снова откинулся, подняв глаза к потолку. — Лучше бы не продавал.

Дойдя до этого, Джиа перестала читать вслух брошюру, объявив историю «тошнотворной».

— Только не говорите, что им перерезали горло, — охнул Джек.

— Хуже, — с гримасой отвращения сказал Кристадулу. — Вскоре после переезда наверху в спальне был обнаружен зверски изувеченный ребенок, которого они только что усыновили.

Джек зажмурился, понимая реакцию Джиа.

— Получили какие-нибудь объяснения?

— Нет. Герберт сидел в доме в бессознательном состоянии, позже умер в больнице.

— От чего? — спросил он.

— Не знаю. Справлялся в больнице — в медицинском центре Даунстейт, — никто так и не сообщил, от чего он умер. Говорят, что имеют право знать только родственники, но, по-моему, дело не просто в этике. Они боялись.

— Чего?

Кристадулу пожал плечами:

— Возможно, судебного иска. Хотя, думаю, причина глубже. Думаю, она заключается в том, как он умер. — Толстяк махнул рукой. — Не будем больше говорить про Герберта Лома. Я вам рассказал все, что знал.

— А жена? — поинтересовался Лайл.

— Никто Сару больше не видел, не слышал. Как бы вовсе исчезла с лица земли. Или словно ее вообще не было. Ни одного ее родственника не нашлось, а Герберт завещания не оставил, поэтому дом стоял пустой несколько лет, потом снова вернулся ко мне вроде старого долга, опять его пришлось продавать, только теперь уже его не брали ни за какие деньги. Пока вы не пришли, — с улыбкой указал он на Лайла.

Тот ухмыльнулся:

— Я купил его именно из-за истории.

— Однако не очень-то рады, правда?

— Дело не в радости. Просто стараюсь справиться с ситуацией.

Еще пару минут побеседовали, поблагодарили агента, что уделил им время, и удалились.

— Наверняка Дмитрий в игры играет, — заключил Джек, как только они зашагали по жаркому солнечному тротуару.

— Он же умер!

— Угу. — Джек прищурился на солнце, вытащил темные очки. — Очень плохо. Ну, что дальше будешь делать?

— Пожалуй, начну подвал перестраивать.

— То есть сорвешь стенные панели, заглянешь под них?

Лайл кивнул:

— И бетонную плиту сорву, посмотрю, что под ней.

— Хочешь сказать, кто?

— Верно. Кто.

— Расскажешь, что увидишь?

— Нет, не расскажу.

— То есть как?

— Разве не ты утверждал, что эти безобразия из-за тебя начались?

— Ну...

— Ну тогда не желаешь ли сам приложить руку и лично выяснить? Готов?

Кроме отравления жизни Илаю Беллито и его приятелю Адриану Минкину, неотложных дел в ближайшие дни не предвидится, однако остается один любопытный вопрос.

— Допустим, под плитой обнаружится детский скелет. Что тогда?

— Звякну копам, явится бригада криминалистов, возможно, поймают убийцу. Потом, может быть, дух успокоится и вернется, откуда пришел.

— А по дороге весь мир услышит, как Ифасен общается с духом Тары Портмен?

— Имеется такой шанс, — кивнул Лайл.

Картина сложилась полностью.

— Пожалуй, смогу пару дней потрудиться при одном условии: если ты соберешься предать историю публичной огласке, никогда не упоминай мое имя.

— То есть Ифасен один предстанет в свете прожекторов? — Лайл скривил губы в сухой усмешке. — Ладно, с трудом, но как-нибудь переживу. — Усмешка погасла. — Пикник с пирожными по сравнению с другими вещами.

— Например? — спросил Джек, припомнив озабоченный вид Лайла перед визитом к Кристадулу. — В доме что-то случилось?

— Потом расскажу. — Он оглянулся на прохожих. — Не стоит обсуждать на людях.

— Ладно, обожду. Пойду домой, переоденусь, встретимся в подвале. Дай мне час.

— Отлично. — Лайл выпрямился, словно сбросив с плеч ношу. — Раздобуду кирки и лопаты.

— А я пива.

— Добро пожаловать в разнорабочие, — улыбнулся Лайл.

7

— Хорошо, Чарльз, — сказал преподобный Спаркс, опускаясь в кресло за обшарпанным письменным столом.

Пружины старого кресла страдальчески заскрипели под тяжестью тела. Стол казался слишком маленьким для проповедника, равно как и сплошь заставленный кабинетик с полками, провисшими под книгами, журналами, рукописными проповедями, со стенами, облепленными памятками на клейких желтых листочках.

Он указал Чарли на хилый стул с другой стороны стола:

— Садись и рассказывай, зачем пришел.

Тот сел, сложив перед собой липкие от пота руки.

— Преподобный, мне нужен совет.

Как никогда в жизни. На утро у них было назначено четыре сеанса. После первого Лайл засбоил, понес чепуху, на двух следующих совсем слетел с катушек, четвертый вообще отменил вместе с прочими, запланированными на день и вечер. Почему — не сказал, только вид у него был какой-то испуганный.

Испуганный... еще бы. В доме страшно. Чарли сам боится.

Он пытался расспросить, в чем дело, Лайл молчал, стиснув губы, глядя неизвестно куда. Не стал говорить с ним, не злился — боялся. Лайл никогда ничего не боится. Видя старшего брата в таком состоянии, Чарли трясся с головы до ног.