Книга Еда и патроны. Полведра студёной крови - Вячеслав Хватов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так вы знакомы? – промямлил старик.
– Давно я здесь?
– Ну… это… – Мой вопрос поставил старика в тупик.
– День, два?
– Вчера был, – начал загибать Альбертик пальцы, – позавчера был, за день до того был, за день до того, как до того…
– Ясно. Можешь не продолжать.
– У Альбертика с памятью-то не очень, – виновато пожал старик плечами. – Бывает, выйдет Альбертик из дому, а зачем вышел – не помнит, ну и обратно. А потом, глядь, в штаны напустил. Пописать, значит, собирался. Мамуля ругает…
– Из дому, чтоб поссать? Заведи себе парашу.
– Так это ж по теплу. Правда, забывает иногда Альбертик, как там, снаружи. Однажды вот спросонья пошёл по большой нужде да и отморозил себе всё. Во, глянь, – потянулся он к ширинке.
– Избавь, – отвернулся я, но тут же, терзаемый внезапным приступом паники, приподнялся на локтях и откинул одеяло. – Фух.
– Цел вроде, – подтвердил мой диагноз Альбертик. – Покраснел только.
– Что с Убежищем? – снова упал я на скрученное тряпьё, заменяющее мне подушку.
– Нет-нет-нет, – замотал дед башкой, съёжившись, будто его собираются побить.
– Что «нет»?
– Альбертик не ходит к Убежищу. Больше нет. Мамуля сердится. Мамуля говорит, что плохие люди из Карпинска крутятся у входа, и даже… – Старик на полусогнутых подковылял ко мне и зловеще прошипел в ухо: – И даже внутри. Да-да-да. Ворота открыты. В Убежище что-то случилось. Что-то плохое. Плохие люди выносят оттуда мертвецов! Я сам видел! Ой! – прикрыл Альбертик рот ладонью и затараторил, озираясь: – Прости, мамуля, прости меня. Я случайно там… Совсем недолго, только одним глазком. Прости-прости.
– Кто они такие?
– А? – прервал старик сеанс общения с духом усопшей мамаши.
– Плохие люди из Карпинска. Кто они?
– Просто люди, – пожал Альбертик плечами. – Которые едят других людей. Если смогут поймать.
– Их много?
– Альбертик не знает, – попытался он съехать с темы. – Не спрашивай про них. Они плохие. Мамуля не разрешает…
– Она не слышит тебя.
– Что?
– Твоя мамаша отдала концы полвека назад.
– Нет, – нервно ощерился Альбертик. – Зачем ты так говоришь? Это неправда.
– Последняя запись в её дневнике от ноября. Она ведь умерла зимой, да? А ты – совсем пацан. Нихера не умеешь. Без жратвы. Один, с трупом в землянке. Как ты поступил с ней, дружище? В жизни не поверю, что сумел вытащить наверх и похоронить. По крайней мере, целиком. Ты разрубил её, да?
– Замолчи, – прошипел Альбертик, попятившись в дальний угол.
– Разрубил топором, как свиную тушу.
– Замолчи, – обхватил он голову руками.
– Она ещё не успела стухнуть. Только небольшой душок. О… Так много мяса. А ты так голоден. Безумно голоден.
Альбертик сел и зажал голову между согнутыми коленями.
– Замолчи-замолчи-замолчи…
– Я не виню тебя. Я всё понимаю. Но ты должен признать, что мамули больше нет. И это не твоя вина. Просто так вышло.
Плечи старика затряслись от всхлипов.
– Знаешь, – продолжил я, – думаю, она бы одобрила твоё решение. Уверен, что одобрила бы. Это тебя спасло. А что может быть важнее для матери, чем жизнь своего ребёнка?
Альбертик не выдержал испытания жалостью и зарыдал в голос. А когда взял себя в руки и успокоился, начал говорить. Обо всём, не затыкаясь.
Из безудержного потока слов удалось выяснить, что квартирующие в Карпинске людоеды вовсе не местные, а пришлая лет пять назад банда, свихнувшаяся в полном составе на творящихся в этом городе странностях. Народу там – человек сорок. Сейчас уже за вычетом дюжины. А заправляет ими некая старуха, известная в банде как Чёрная Анна. Старуха, судя по всему, реально древняя, потому что даже Альбертик, отнюдь не вчера родившийся, называл её старой каргой. Анна, по его словам, была кем-то вроде колдуньи, если я верно помню обширно цитируемую моим информатором сказку о Бабе Яге, и могла управлять мороком. Но самое главное, что мне удалось выяснить, так это то, что банда Чёрной Анны частенько совершает набеги на окрестные поселения, в том числе и на Березники с Соликамском. А из этого следует, что у них есть транспорт.
– Ты видел у них машины? – спросил я Альбертика, когда тот приготовился присесть мне на уши с очередной историей о своём моральном разложении.
– Машины? Нет, не видел. Но слышал. Звук мотора. Когда твой друг Ткач проезжал по этой дороге, Альбертик как раз решил, что это они, и спрятался. Потому что, знаешь, если они поймают Альбертика…
– Да-да, я помню. Спустят с тебя шкуру, выпотрошат и засунут в кипящий котёл.
– Нет-нет-нет, – помотал головой Альбертик, возмущённый моим неточным пересказом. – Сначала засунут в кипящий котёл, а уж потом выпотрошат!
– Как скажешь.
– Это не шутки, – испуганно округлил старик глаза. – Ты не видел, что они делали с разведчиками из Убежища. А Альбертик видел. Хуже этого ничего быть не может.
– Может. Поверь.
– Хуже, чем свариться живьём?!
– Ну подумай сам. Сколько ты протянешь в кипящем котле, да ещё со спущенной шкурой? Минуты. Я на месте плохих людей предпочёл бы запечь тебя в шкурах.
– Как это? – выдохнул Альбертик.
– Ничего сложного. Берётся один связанный старикан, две больших шкуры, большая игла, жилы и верёвка. Шкуры кладутся крест-накрест, старикан сажается в центр. Шкуры сшиваются жилами промеж собою. Нужно сделать так, чтобы башка начинки наружу торчала, но больших дыр между шеей и шкурами не было. Получается этакий кожаный кувшин. Вся эта конструкция подвешивается в метре над землёй, а снизу разводится костерок. Преимущество данного способа приготовления в том, что длится это дело несколько часов. Начинка медленно тушится в собственном соку. Причём первый час обычно уходит на вырабатывание этого самого сока. Начинка пытается слезть с огня и раскачивает мешок, извивается там, орёт благим матом. При этом обильно потеет, опорожняет кишечник и мочевой пузырь. Ко второму часу выбивается из сил, и начинается собственно готовка. Сначала готовятся ноги, жопа и гениталии.
– Чего? – пискнул Альбертик, насилу разомкнув побледневшие губы.
– Причиндалы твои.
– А.
– Потом, к четвёртому-пятому часу, когда низ уже покрылся румяной корочкой, жар добирается до ливера. Тут хорошо бы взбодрить начинку шмалью позабористее, иначе отключится. А так будет в сознании, пока кишечник и почки доходят до кондиции. Подыхает начинка уже наполовину пропечённой. Время приготовления может быть и больше, если грамотно поддерживать нужный огонь. Говорят, особо умелые повара пекут по десять часов кряду.