Книга Книга Страшного суда - Конни Уиллис

Открыв ставню на единственном окне, через которое теперь лил дождь, он зажег лучину и усадил Агнес на грубо сколоченный стол. От прикосновения к повязке малышка дернулась.

— Сиди смирно, Агнец, и я расскажу тебе, как Христос спустился на землю с небес.

— На Рождество! — подхватила Агнес.

Рош, ведя непрерывный рассказ, ощупал распухшую коленку.

— И пастухи застыли в испуге, не ведая, что это за сияние. И донесся до них перезвон колоколов небесных. И уверились они тогда, что это ангел господень явился пред ними.

Меня Агнес до сих пор не подпускала к ссадине ни в какую, поднимала визг и отпихивалась, а Рошу с его грубыми пальцами спокойно позволила ощупать распухшую ногу. Да, красная полоска мне не померещилась. Рош поднес лучину поближе.

— И пришли из дальних земель три царя с дарами. — Он еще раз осторожно дотронулся до красной полоски и молитвенно сложил руки. «Не молись, — закричала я мысленно. — Сделай что-нибудь!»

Он опустил руки и посмотрел на меня.

— Боюсь, рана отравлена. Я сделаю отвар иссопа, чтобы вытянуть яд. — Подойдя к очагу, священник помешал едва теплые угли и налил из ведра воды в металлический ковш.

Ведро было грязным, ковш тоже, и руки, которыми он трогал рану, не чище. Я смотрела, как он ставит ковш на огонь и роется в грязном мешке, жалея, что пришла. Толку от него не больше, чем от Имейн. Ни его отваром, ни ее притирками заражение крови не вылечить, равно как и молитвами, даже если обращаться к Господу так, будто он стоит перед тобой.

У меня чуть не вырвалось: «Это все, на что вы способны?», но я поняла, что хочу невозможного. От заражения помогает пенициллин, иммуномодуляторы, антисептики, и ничего этого в дерюжном мешке отца Роша не водится.

Я вспомнила, как мистер Гилкрист рассказывал на лекции про средневековых врачей. Про то, какие они были дураки, что пытались лечить чуму кровопусканием, мышьяком и козлиной мочой. А что им еще оставалось? У них не было ни нуклеозидных аналогов, ни антибиотиков. Они даже причин болезни не знали. Вот и отец Рош, перетирая в грязных пальцах сушеные лепестки и травы, делает что может.

— У вас есть вино? — спросила я. — Старое вино?

В их легком пиве градусов почти нет, в молодом вине тоже, однако чем дольше оно зреет, тем выше алкогольное содержание, а спирт все-таки антисептик.

— Я припомнила, что, если полить рану старым вином, можно излечить инфекцию.

Отец Рош не стал спрашивать, что такое «инфекция», и как это я смогла припомнить такое, если позабыла даже, кто я и откуда. Он отправился прямиком в церковь и принес глиняную бутыль с терпко пахнущим вином, которым я смочила тряпицу и протерла рану.

Бутыль я унесла с собой в поместье. Там я спрятала ее под кроватью в светлице Розамунды (вдруг это вино для причастия — тогда у Имейн окажется на руках величайший козырь, и Роша просто сожгут за ересь), чтобы и дальше обрабатывать рану. Перед тем как Агнес отправилась спать, я налила немного вина прямо ей на коленку.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Дождь лил до самого Сочельника, хлесткий дождь с ветром, проникавший через дымовое отверстие в крыше и заставлявший огонь шипеть и дымить.

Киврин заливала коленку Агнес вином при каждом удобном случае, и к полудню двадцать третьего она уже выглядела чуть получше — еще опухшей, но уже без красной полоски. Киврин, растянув плащ над головой, побежала в церковь, сообщить отцу Рошу, однако его там не было.

Ни Имейн, ни Эливис даже не заметили, что у Агнес с коленом. Они в поте лица готовились к приезду сэра Блуэта, расчищая чердак для женской части гостей, разбрасывая розовые лепестки по тростниковым полам в зале, выпекая несметное количество манше, пудингов и пирогов — в том числе гротескного вида изделие в виде младенца Христа в яслях, с плетенкой из теста, изображающей свивальник.

Днем в поместье, промокший и продрогший, пришел отец Рош. Он ходил под ледяным дождем собирать плющ для зала. Имейн не было — она возилась на кухне с «младенцем Христом», и Киврин пригласила Роша обогреться у очага.

Поскольку Мейзри на зов не явилась, Киврин сама сходила через двор в кухню за кружкой горячего эля. Вернувшись, она увидела Мейзри на скамье рядом с отцом Рошем — служанка придерживала грязной рукой на шее сальные волосы, а священник смазывал ей ухо гусиным жиром. Заметив Киврин, она хлопнула по уху рукой, сводя на нет все лечение, и выскочила.

— Колено Агнес уже лучше, — сообщила Киврин. — Опухоль спала, корочка нарастает.

Рош воспринял это как само собой разумеющееся, и Киврин подумала, не ошиблась ли она. Может, и не было вовсе никакого заражения?

Ночью дождь перешел в снег.

—Они не приедут, — с видимым облегчением сказала наутро леди Эливис.

Киврин тоже так показалось. За ночь снегу выпало почти по колено, и снегопад все не утихал. Даже Имейн склонялась к тому, что гости вряд ли появятся, хотя приготовлений не отменяла.

В полдень снегопад резко прекратился, а к двум начало проясняться, и Эливис велела всем переодеться в праздничное. Киврин одела девочек, поражаясь изысканности шелковых нижних рубах. Агнес облачили в темно-красный бархатный киртл с серебряной пряжкой, а у Розамунды верхнее платье оказалось зелено-травяным, с длинными разрезными рукавами и низким лифом, открывающим вышивку на желтой рубахе. Киврин никто не указывал, что ей надевать, но когда она расплела девочкам косы и, расчесав, распустила по плечам, Агнес заявила: «А ты будешь в своем синем» и достала из сундука ее киртл. На фоне праздничных платьев он выглядел более уместно, но все равно цвет оставался слишком ярким, а плетение слишком тонким.

Прическа вызывала не меньшее замешательство. Распустить волосы, убрав на лбу под повязку или стянув лентой, как положено незамужней девице в праздник, не выйдет — для этого они слишком коротки, а покрывают голову только замужние. Оставлять все как есть тоже не годится, слишком страшно их обкорнали.

Эливис, видимо, думала так же. Увидев Киврин, спускающуюся с девочками по лестнице, она задумчиво пожевала губу и отправила Мейзри на чердак за тонкой, почти прозрачной вуалью, которую закрепила у Киврин на голове на манер фаты, открыв волосы на лбу, но спрятав неровно остриженные концы.

На улице распогодилось, зато Эливис снова стала мрачнее тучи. Вздрогнув, когда со двора вошла Мейзри, она закатила служанке оплеуху за то, что нанесла грязи. Вдруг обнаружилась уйма недоделанного, и под горячую руку попало всем. Когда Имейн в очередной раз завела свое: «Вот если бы мы поехали в Курси...», Эливис на нее чуть не сорвалась.

Киврин предчувствовала, что одевать Агнес в праздничное заранее — не самая лучшая идея. К середине дня вышитые рукава оказались перемазаны, а подол юбки с одного бока припудрен мукой.

Когда к вечеру Гэвин так и не вернулся, нервы у всех были на пределе, а уши Мейзри пылали, как факелы. Поэтому распоряжение леди Имейн отнести отцу Рошу полдюжины восковых свечей Киврин только обрадовало — хоть какая-то возможность увести девочек на время из дома.