Книга Она уже мертва - Виктория Платова

– Я могу, – подал голос Шило, и Маш громко расхохоталась:

– Да ты, я смотрю, на все руки от скуки. Прямо сказка, а не парень. Кому только такой достанется? Белка, ты обязательно должна прорекламировать это чудо в своих статейках. Очередь из девиц растянется до Магадана.

– Бери выше, до Аляски, – сказал Шило, направляясь к стойке с киями и шарами. – Только предупреждаю, играю я на среднем уровне. Любитель, так сказать.

– Тогда даю тебе фору в два шара.

– Это лишнее.

Миш, живо напомнивший Белке официанта из затрапезного сетевого кафе при автозаправке, обнес всех бокалами с Романе-Конти, и партия началась. Разбив пирамиду, Маш легко закатила в лузу первый шар, отпила глоток и мечтательно зажмурилась:

– Все тридцать три удовольствия сразу, надо же! Так о чем ты хотел нам поведать, Шило?

– О чем?

– Что якобы кто-то из нас – не тот, за кого себя выдает. Надеюсь, ты не имел в виду никого из присутствующих?

Шило осклабился, продемонстрировав отсутствие верхнего правого клыка, странно, что Белка до сих пор этого не замечала.

– Я помню тебя, душа моя. Хотя и прошло больше двадцати лет. Ты не изменилась.

– Спасибо за комплимент.

– Это не комплимент. Ты не изменилась. Просто постарела.

Маш, не ожидавшая такого вероломства от кузена, неожиданно промазала, и шар под номером девять стукнулся о бортик стола.

– Никогда не знаешь, чего ждать от деревенщины, – в сердцах бросила она.

– Тут ты попала в точку. Но я бы расширил ареал. Никогда не знаешь, что ожидать от близких родственников, где бы они не жили.

– Готовишь удар в спину?

– Пока просто удар, – кий Шила скользнул по «восьмерке». – Но для меня ты вне подозрений. И… как ты говоришь… Миккель – тоже. Ведь ты можешь поручиться, что он твой родной брат?

– Увы. А относительно нашей журналистки? Что скажешь?

– Полина Кирсанова – известное имя. К известному имени прилагается фотография в журнале. И эта фотография соответствует тому человеку, которого мы видим перед собой. Но даже если бы это было не так. И по какой-то причине я бы не видел фотографии. У той девочки, которую я помню, была привычка накручивать прядь на палец. И она сохранилась.

– Идиотство, – бросила Маш, внимательно следя за шарами на сукне.

– Вовсе нет. Можно сымитировать все, что угодно. Но не мелкую моторику.

– Не смеши.

– В том плане, что о ней нужно помнить постоянно. Или быть хорошим актером. Профессиональным.

– Кажется, у нас в семье есть профессиональные актеры. Поговори об этом с ними.

– Один, – уточнил Шило. – Один актер. Кстати… Ты была самая старшая из нас, Маш.

– Не самая. И прекрати мусолить мой возраст.

– Извини. Я хотел сказать, что ты была достаточно взрослая, чтобы запомнить всех тех, кто младше тебя…

– Этого еще не хватало! Буду я запоминать всяких шмакодявок.

– Твой брат думает так же? – Шило разговаривал с Маш так, как будто Миша не было в бильярдной, доле официантов из сетевых кафе не позавидуешь. Пустое место, зеро.

– Не вижу поводов, чтобы он думал иначе. Правда, Миккель? – не дожидаясь ответа, Маш снова переключилась на Шило. – А к чему ты, собственно, клонишь?

– Что скажет Белка?

– Я помню Тату. Она была необычным ребенком.

– А теперь?

– Что теперь? – Белка все еще не понимала, куда клонит Шило. – Она выросла, вот и все.

– И ты сразу узнала ее?

– Нет. Смешно, но поначалу я приняла ее за Алю.

– Почему?

– Откуда же мне знать… Между пятилетней девочкой и двадцатисемилетней женщиной не так много общего.

– То есть… Если бы Тата сказала тебе: «Привет, сестренка, я – Аля», ты бы поверила ей?

– Да, – Белка заколебалась. – Но…

– Да или нет?

– Да.

– Вот если бы у нее была какая-нибудь отличительная черта… Родимое пятно вполлица или татуировка…

– Татуировка у пятилетней девочки?

– Что-то меня занесло, – тут же поправился Шило. – Остановимся на родимом пятне.

– У Таты или у Али?

– Неважно. Речь идет всего лишь об опознавательном знаке…

– Насколько я помню, ни у кого из них не было никакого пятна. И сейчас нет.

– И я об этом. Они – самые обычные.

– Тата – необычная, – упрямо повторила Белка. – Поговорив с ней, я бы сразу поняла – это она. Когда-то она сказала, что бабушка – Моби Дик. Тебе бы пришло такое в голову?

– Моби Дик – это кит? – уточнил Шило.

– Да. Довольно странное сравнение для пятилетней девочки. Спорим, что в свои восемь, ты и понятия не имел о Моби Дике.

– Я и в шестнадцать не имел. И в двадцать пять. Но мы отвлеклись. Выходит, Тату ты узнала бы по нестандартному взгляду на мир?

– Можно сказать и так.

– А ты уверена, что этот взгляд не изменился? Разве не бывает, что дети, проявлявшие большие способности в раннем возрасте, со временем их утрачивали?

– Бывает.

– Сплошь и рядом, – подтвердила Маш. – А еще бывает, что те, кто был занозой в заднице, так ею и остаются. Я имею в виду тебя, Шило.

– Приходится оправдывать детскую кличку, что поделать.

– Это – не Татин случай, – почему-то разволновалась Белка.

– Ты так хорошо успела узнать ее за последние сутки?

– Я неплохо разбираюсь в людях, поверь. Одного разговора было достаточно, чтобы понять – она глубокий и ранимый человек.

– А если ты ошибаешься? – Шило смазал мелом кончик кия и снова прицелился. – Иногда такие ошибки могут стоит дорого.

– Прекрати нас запугивать, – не выдержала Маш. – И прекрати нести всякую околесицу. У меня от нее голова идет кругом. Тата, Аля, родимые пятна на физиономии… И, кстати, ты забыл упомянуть о толстяке.

– Да-да. Гулька был толстый, и это тоже можно считать отличительной особенностью.

– Но теперь-то он худой, – сказала Маш.

– И красивый, – добавила Белка.

– А ведь ничто не предвещало, что парень обернется Аполлоном, – заключил Шило.

– Они были слишком малы, чтобы чего-то от них ожидать.

– Вот! Вот я и услышал то, что хотел. Они были слишком малы. Это все, что вы можете сказать о них прежних. Других характеристик нет, так?

– Не понимаю, к чему ты клонишь?

– К тому, что представиться Алей и Гулькой мог кто угодно. Никто ведь не поддерживал связь с ними все эти годы. Или я неправ?