Книга Вопрос на десять баллов - Дэвид Николс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Красивые розы, – говорю я вслух.
– Ах эти! – восклицает Алиса, обернувшись и взглянув на них через плечо, будто они подобрались к ней сзади, как чертов Бирнамский лес…[88]
– Не знаешь, случайно… кто их прислал? – весело спрашиваю я.
– Понятия не имею! – отвечает она.
Наверняка какой-нибудь ублюдок из богатеев. Да тут моя стипендия за весь семестр стоит, покосившись, в воде. Конечно же, Алиса знает, от кого они, потому что какой смысл проявлять такую щедрость, если она останется анонимной?
– А карточки там не было?..
– Какое тебе вообще дело, Брайан! – кричит Алиса.
– Никакого, в общем-то.
– Извини! Извини, извини, извини, извини, извини… – говорит она, поднимается со стула, наклоняется ко мне и обнимает.
Мой взгляд скользит по ее спине и останавливается на том месте, где футболка задралась, и я кладу руку на обнаженную кожу над ее трусиками, которые при ближайшем рассмотрении оказались то ли из черных кружев, то ли из сетки, и мы некоторое время так и стоим, пока я пялюсь на розы, развалившиеся в кастрюле.
– Извини… – шепчет она мне в ухо. – Я такая сучка, что наорала на тебя, просто сегодня у нас была очень длинная, изматывающая репетиция, и я, видимо, настолько вжилась в роль, что до сих пор не вышла из нее… – Она присаживается рядом со мной и со смехом продолжает: – Боже, неужели я могла такое сказать? Несомненно, ничего надменнее я в жизни не говорила…
Мы оба снова улыбаемся, и мне хочется поцеловать ее, но я вспоминаю мою новую мантру: Мудрость, Доброта, Отвага.
– Знаешь, Брайан, мне уже пора ложиться, потому что завтра тяжелый день и все такое…
– Да, конечно, я пошел. – Я приподымаюсь, но снова сажусь. – Но можно, я сначала скажу тебе кое-что?..
– Валяй, – устало бросает она, опускаясь рядом со мной.
– Не волнуйся – ничего страшного. Я просто хотел сказать… – Я беру Алису за руку, делаю глубокий вдох и говорю: – Алиса… Так вот, Алиса, послушай, я тут немного поразмыслил насчет нас с тобой, так вот, есть одно прекрасное стихотворение поэта-метафизика Джона Донна «Тройной дурак» в котором говорится: «Я дважды дурнем был: / Когда влюбился и когда скулил / В стихах о страсти этой…», и знаешь, про меня можно сказать то же самое. Я хочу сказать, что я, наверное, немного перегнул палку, когда затащил тебя, несмотря на твои брыкания и крики, в кабинку для моментальной съемки, и когда писал эти дурацкие стихи для валентинки, и все такое, и я знаю, как ты дорожишь своей независимостью, и не буду посягать на нее, поверь мне. Конечно же, я люблю тебя, и сильно…
– Брайан…
– …но не это важно, это не должно стоять у нас на пути, потому что, в конце концов…
– Брайан…
– …подожди, Алиса, дай мне закончить…
– Нет, Брайан, хватит… – прерывает меня Алиса, вставая со стула и направляясь в дальний конец комнаты. – С меня довольно…
– Это не то, что ты подумала, Алиса…
– Нет, Брайан, извини, но слушать это я больше не могу. Давай с этим покончим…
Самое странное, что говорит она это не мне, а своему шкафу.
– Давай, Нил, это уже не смешно…
«Странно, – думаю я, – с чего бы ей называть свой шкаф Нилом? Тогда как же зовут ее комод?» Пока я размышляю об именах мебели Алисы, она стучится в дверь Нила-шкафа, и дверь сама по себе медленно раскрывается, словно в номере иллюзиониста.
В шкафу стоит какой-то мужик.
В руках он держит свои штаны.
Я ничего не понимаю.
– Брайан, это Нил, – говорит Алиса.
Нил выбирается из шкафа и распрямляется.
– Нил играет Эйлерта Левборга. В «Гедде Габлер».
– Привет, Нил! – здороваюсь я.
– Привет, Брайан, – здоровается Нил.
– Мы тут… репетировали! – находится Алиса.
Потом я, кажется, пожимаю Нилу руку.
– Что же ты ей не ответишь? – спросила мисс Хэвишем. – Она наговорила тебе так много неприятного, а ты все молчишь. Какого ты о ней мнения?
– Не хочется говорить, – замялся я.
– А ты скажи мне на ухо, – и мисс Хэвишем наклонилась ко мне.
– По-моему, она очень гордая, – сказал я шепотом.
– А еще?
– По-моему, она очень красивая.
– А еще?
– По-моему, она очень злая (взгляд Эстеллы, устремленный в это время на меня, выражал беспредельное отвращение).
– А еще?
– Еще я хочу домой.
– Скоро пойдешь домой, – сказала мисс Хэвишем вслух. – Доиграй до конца.
Чарлз Диккенс. Большие надежды.
Перевод М. Лорие
В о п р о с: «Жили на свете четверо детей: Питер, Сьюзан, Эдмунд и Люси». Так начинается наиболее известное произведение ученого и писателя, апологета христианства[89]. Как называется эта книга?
О т в е т: «Лев, колдунья и платяной шкаф».
Существует общепринятое мнение, что если ты встречаешься со знаменитыми людьми, то в жизни они оказываются намного меньше, чем кажутся на экране телевизора. Но Бамбер Гаскойн в реальной жизни оказался намного больше, чем я себе представлял: очень высокий и худой, улыбчивый, необычайно красивый, словно добрый волшебник из книжек Клайва Льюиса, который собирается взять нас с собой в удивительное приключение, только вдобавок сексуально привлекательный. Мы вчетвером стоим, выстроившись в ряд, а Бамбер проходит вдоль ряда, и все это немного напоминает представление «Королевского варьете»[90].
Алиса старается держаться подальше от меня и стоит первой в ряду, поэтому мне не слышно, что она говорит Бамберу, но я уверен, что она наверняка пытается соблазнить его. Затем что-то говорит Люси, как всегда, очень тихо и очень мило, затем настает моя очередь. Как мне назвать его – Бамбер или мистер Гаскойн, вот в чем вопрос. Он подходит ко мне, пожимает руку, и я говорю:
– Рад встрече с вами, мистер Гаскойн.
– Пожалуйста, называй меня Бамбером, – отвечает он с широкой улыбкой и пожимает мою ладонь своими двумя. – А тебя зовут?..
– Брайан, Брайан Джексон, – бормочу я.
