Книга Путь Никколо - Дороти Даннет

Несомненно, она захочет о чем-то спросить его. Он и сам мог бы задать немало вопросов. К примеру, кто видел все, что случилось, кроме нее и Гелис, и как она оказалась там без сопровождения. И почему после того, как спасла его, не подняла шум, не позвала родителей или магистратов. И почему он оказался здесь, в таком виде. С кем угодно другим он знал бы наверняка. Но к этой загадке, подобно шифрам Медичи, надо было подходить окольными путями. Пока он мог лишь бросить пару слов, в надежде, что из них прорастет беседа.

Ничего подобного. Демуазель Кателина опускала и поднимала ложку в совершенном молчании. Он вежливо ожидал.

Она была красивой девушкой, отлично сложенной, как хорошо обточенная деревянная деталь. Груди под рубахой была круглыми, как маленькие испанские апельсины. Он медленно и словно бы случайно окинул взглядом всю ее от головы до пят. Ткань была столь тонкой, что было видно, как она меняет цвет в тех местах, где не прикасается к белоснежной коже. Его взгляд проскользнул дальше, пока наконец не уперся в собственную миску, и это дало ему время, чтобы взять себя в руки.

Он знал о собственной репутации, и большей частью она была заслужена. Ему нравились женщины. Нравились, разумеется, потому что дарили одно из величайших наслаждений в жизни, которое к тому же недорого стоило; но кроме того ему нравилось их общество, их разговоры, ему нравилось болтать с ними. Кателина ван Борселен была девственницей, он не сомневался в этом. С такими ему недоставало опыта. Обычно если невинные девицы предлагали себя сами, они были слишком юными, чтобы понимать, что делают, этим нельзя было пользоваться. Порой с женщиной постарше это было проявлением доброты.

У этой девушки на лице было написано, что она не желает поддерживать разговор. Она уже наполовину сожалела о содеянном. Будет несложно сделать ситуацию совершенно невыносимой, чтобы она попросила его уйти прочь. Достаточно лишь проявить немного непочтительности. Но как она поступит тогда? Лучше помочь ей.

— Не знаете ли вы, демуазель, — обратился он к Кателине, — не может ли мейстер Саймон сейчас оказаться в Брюгге?

Ее рука, державшая ложку, немедленно замерла.

— Он тут ни при чем. — Раскраснелась. Добавила резко: — Его нет в Брюгге.

Это не какая-нибудь служанка, и она вполне понимала, о чем он думает. Теперь она попросит его уйти. Он отставил миску и решительно поднялся с места, как вдруг с неожиданной яростью она произнесла:

— Они хотели сжечь тебя заживо.

Он вновь опустился на скамью и осторожно ответил:

— Им это не удалось, благодаря вам, демуазель. Кажется, я знаю, кто они. Больше они ничего подобного не сделают. Вам не о чем беспокоиться, и передайте сестре, что все в порядке.

Он внимательно смотрел на нее. Невозможно, чтобы она оказалась на улице совсем одна. Необходимо узнать, кто еще в курсе происшедшего.

— Это ваша сестра пришла за вами?

Вопрос встревожил ее. Рассеянным жестом она оттолкнула миску и, поднявшись, подошла к огню. Там, он только сейчас заметил, — на крюке, согреваясь, висело полосатое полотенце. Она потянулась и взяла его, а он, повернувшись, следил за каждым ее движением. Отблески огня просвечивали насквозь полотняную рубаху, и он вдруг осознал, что накидку она оставила на скамье. Кателина обернулась с полотенцем в руках. Она и не думала отвечать на его вопросы.

— Это он распорол тебе щеку?

Клаас не шелохнулся.

— Саймон? Нет.

— Не Саймон, отец Саймона, Джордан де Рибейрак.

Это все равно, что вновь оказаться запертым в бочке, — Клаасу не хватало воздуха. Еще вчера она не знала, откуда взялся этот порез. Сегодня она сумела связать его с Джорданом де Рибейраком. И бросила намек, — наверняка, она намекнула именно на это, — что они оба подозревают Джордана де Рибейрака в том, что произошло сегодня. И, однако, она не просила о помощи.

Полотенце Кателина прижимала к себе, словно ища в нем утешения.

— Вы встречались с ним сегодня? — спросил ее Клаас. — С монсеньером де Рибейраком?

— Он предложил мне выйти за него, — отозвалась она.

Выйти за него! Теперь он взирал на нее в полнейшем изумлении. Отблески огня сверкали и плясали на его коже. В ее голосе звучала горечь, словно Джордан де Рибейрак предложил ей что-то еще, помимо брака. Если так, то едва ли это случилось посреди улицы. Значит, здесь, в пустом доме. Но как мог Джордан де Рибейрак попасть в дом, где находилась девушка без сопровождения? Лишь одним способом. Клаас расцепил руки.

— Он был в маске? — мягко спросил он. — И сказал вам, что хочет навредить мне?

— Что-то в этом роде, — устало ответила она. — Он заявил, что довел до конца месть Саймона по отношению к тебе. Конечно, так и есть. Он рассчитывал, что эти люди убьют тебя. Мы с Гелис можем выступить свидетелями. Я скажу матери и отцу. Он понесет наказание. — Она с силой скручивала полотенце в руках. Ей очень хотелось, чтобы де Рибейрак был наказан.

— Может, он и впрямь заплатил тем людям, чтобы избавиться от меня, но каковы доказательства? Кто-нибудь еще слышал его угрозы?

У самого камина оказался табурет, и она опустилась на него. Волосы ее в свете пламени отливали красным, и лежали на плечах тяжелыми волнами.

— Он был здесь. Кроме меня, его никто не слышал. Он оказался моим спутником на этот вечер. Я приняла его за другого.

Он так и думал.

— А те двое, что напали на меня? Нам нужны будут свидетели. Кто-нибудь, кто знал бы их, или мог связать их с монсеньером. Без этого любые обвинения против него приведут лишь к тому, что наши с вами имена окажутся связаны в весьма неприятной для вас манере. Он сможет извратить все случившееся самым отвратительным образом.

— Не знаю, — промолвила она. — Я не знаю, кто были те люди. Неужто у тебя нет против него никаких свидетельств?

— Ничего стоящего. Послушайте, — сказал Клаас. — Вам нет никакой нужды больше ничего делать. Это моя драка, хотя я очень рад, что вы так вовремя вмешались в нее, иначе меня бы уже не было в живых. Но теперь забудьте обо всем, что со мной случилось. Скажите родителям лишь то, что господин виконт ввел вас в заблуждение и сделал предложение, которое пришлось вам не по душе. Больше он не причинит вам хлопот.

Клаас внимательно наблюдал за ней. На лице отразилось облегчение, но также тень разочарования. Он сказал именно то, что она желала услышать. Однако была также и решимость.

Кателина ван Борселен промолвила:

— Теперь уже не имеет никакого значения, что будет делать господин виконт. Все равно меня постараются как можно скорее выдать замуж, на тот случай, если я не все рассказала. Даже жаль, в самом деле, что ничего не произошло. Итог все равно один и тот же.

Наконец он в точности понял, зачем он здесь. Ей было девятнадцать лет. Умна и хороша собой; но в этом вопросе она была ничем не лучше Гелис. И тем же мягким тоном, каким он мог бы обратиться к ее сестре, Клаас сказал: