Книга Нас не брали в плен. Исповедь политрука - Анатолий Премилов

Продолжались дни учебы личного состава. И вдруг совершенно неожиданно получен приказ — перевести бригаду на штат из трех дивизионов, а один расформировать. Я очень обрадовался этому: есть возможность избавиться от командования дивизионом! Я сомневался, что именно наш дивизион будет расформирован, но так и случилось. Мы сдавали оружие. Артснабженцы сказали мне, что за дивизионом числится 200 винтовок, но в дивизионе были только наши автоматы. Боец с винтовкой не мог уместиться на боевой машине, и постепенно солдаты обменяли свои винтовки на автоматы у пехотинцев и бойцов других служб. И вот мне надо было расплачиваться за эти грехи. Начальник артснабжения никак не желал принять от меня автоматы. Я решил обменять автоматы на винтовки у солдат болгарской армии, но не в нашем гарнизоне. Для этого снарядили нашего фельдшера Голубева. Он вернулся через два дня, отлично выполнив задание: привез 200 старых винтовок, которые мы и сдали. Техника, машины пока оставались в бригаде для укомплектования штата, а личный состав частично передавался в другие части нашего профиля. Постепенно я раздал все свое имущество, вывезенное из Австрии: мотоцикл, велосипед, печь для отопления комнат, два шкафа из карельской березы, что взяли в немецкой казарме. На прощание я представил к награде фельдшера Голубева, и командир бригады наградил ветерана войны орденом Красной Звезды. В дивизионе было две или три беспаспортные трофейные машины, как и в других дивизионах: одну я передал командиру болгарского гарнизона, а две в распоряжение помпотеха бригады. А со своей машиной я распрощался, когда уже получил все документы для следования в отдел кадров артиллерии. Новый владелец прислал снова своего шофера и потребовал, чтобы я отдал ковер, что был в машине, но я сказал: «Передай своему подполковнику, что ковер не является частью машины».

Каждому солдату, выбывающему из бригады, вручали справки с объявленными благодарностями Верховного Главнокомандующего И.В.Сталина, причем каждому в нее включили все благодарности, что бригада получила за свои успешные боевые действия. Мне, как и всем, в справке было указано пять благодарностей: за прорыв обороны в районе г. Бендеры, за освобождение столицы Югославии Белграда (в этих боях я не участвовал), за прорыв обороны в районе г. Секешфехервар (Венгрия), за взятие столицы Венгрии Будапешта и за взятие столицы Австрии Вены. Справка была датирована 20 июля 1945 года, подписана командиром части Лупановым и скреплена гербовой печатью войсковой части № 24 880. Эта справка хранится и теперь.

Всех выбывающих из бригады свели в одну группу, выдали проездные документы и предписания в отдел кадров ГМЧ. Меня, как старшего по званию, сделали начальником группы. Нам следовало прибыть в Констанцу, где находился штаб 3-го Украинского фронта, и мы отправились туда с попутным транспортом. Все военнослужащие имели право бесплатного проезда по железным дорогам стран, где проходили войска фронта.

Передо мной возникло три варианта: получить назначение и служить за границей; быть в резерве здесь, в Румынии, и маловероятная возможность выехать на Родину в резерв. От этих волнений заболело сердце, я пошел к кадровикам и попросился направить меня на медкомиссию. Пройдя в Констанце обследование у терапевта, я был направлен на медкомиссию в специальном госпитале в г. Брайле. Врачи, осмотрев меня, выдали справку, о том, что я болен миокардиодистрофией, но по этой болезни я демобилизации не подлежал — а мне так хотелось уехать в СССР! В отделе кадров ГМЧ обещали направить меня на должность командира дивизиона или заместителя командира полка. Ни то ни другое не радовало меня: я понимал, что командиром на строевой работе в мирное время быть не могу. По моей просьбе меня принял и выслушал генерал Вознюк, которому я сказал, что для мирной работы на командной должности не гожусь. Я попросил генерала дать разрешение мне на выезд в СССР в резерв офицеров, там я мог бы использовать десятилетний опыт политработника, прошедшего почти все ступени от политрука до начальника политотдела соединения. Он согласился с моей просьбой, и я, радостный, пошел в отдел кадров. Но мне опять не повезло: командующий фронтом запретил отправку офицеров в Советский Союз... Помог мне мой друг Салмин, который уже имел документы на выезд в СССР. Он в отделе кадров имел определенный авторитет и пошел с разрешением Вознюка в отдел кадров. Начальник отдела уже сдал дела и выезжал на должность командира полка, но сказал: пусть заготовят на мое имя предписание для выезда в Одессу (куда направлялись офицеры в резерв), а он подпишет его тем числом, когда выезд был еще разрешен. Салмин принес мне такое предписание и вскоре через Бухарест, пограничную станцию на Дунае Рении и Молдавию я прибыл в Одессу, на Родину!

В Одессе я получил должность, с которой уехал на войну — старшего инструктора политотдела по оргпартработе в Одесском артиллерийском училище. Это было в конце августа 1945 года, за несколько дней до конца Второй мировой войны. С зимы 1946 года я начал хлопотать о зачислении в Заочную Высшую военно-политическую школу. Меня зачислили слушателем-заочником второго курса с условием, что я ликвидирую отставание в учебе, сдав всю академическую задолженность на первом сборе заочников. Я согласился и летом был вызван на сборы в Киев (потом они повторялись каждый год). Занятия мы проводили в училище самоходной артиллерии, близко от Днепра. Занимались по 8–10 часов в основном лекциями, а зачеты и экзамены сдавали в вечернее время. Мне предстояло сдать 16 зачетов и экзаменов: кроме политических предметов — связь, топография, стрелковое дело, артиллерия, минометы. Все зачеты я легко сдавал, а на экзамене по истории партии шокировал экзаменовавшую меня доцента упоминанием того, что до войны был преподавателем этого предмета. «Так какого же черта вы учитесь?» — вспылила тогда она.

Обстановка в училище становилась все труднее, и в 1948 году мне предложили временную (до окончания академии) должность заместителя по политчасти командира артдивизиона в 105-м гаубичном полку 28-й Гвардейской Харьковской стрелковой дивизии. Здесь очень пригодились мои знания артиллериста, но в октябре во время нахождения на полигоне меня сбил грузовик «Додж s», за рулем которого сидел лейтенант, не имеющий прав вождения машины, шофер-солдат занимал место рядом с ним. Наши офицеры вгорячах надавали тумаков сидящим в машине, сбросили груз, уложили меня на дно кузова и повезли в Окружной военный госпиталь, но не поставили в лубки мою сломанную ногу. Перелом был тяжелый, под гипсом на ране начались нагноения, обнаружились признаки остеомиелита. Появился следователь из военной прокуратуры и начал расспрашивать меня о том, как я оказался под машиной. Я спросил его: «Что может получить от суда виновник моей травмы?» — «Лет до семи тюрьмы». Спрашиваю, что надо сделать, чтобы не судили виновника этого происшествия, и получаю ответ: нужно мое письменное заявление о закрытии дела, что к виновнику я претензий не имею. Я попросил лист бумаги и написал такое заявление, следователь был доволен, а неприятностей в дивизии и без моего дела хватало. В тот день, когда меня искалечили, в дивизии было еще одно ЧП: солдаты-минометчики готовили мины для стрельбы и, чтобы побыстрее освободить их от смазки, положили мины в костер. Мины нагрелись и взорвались, было убито шесть или семь человек...

В госпитале я пролежал полгода: кости на переломах голени срослись, но плохо заживала рана, особенно в передней части. Даже вернувшись в полк, я несколько раз возвращался в госпиталь для обследования и долечивания. В 1950 году я завершил учебу в ВПА им. В.И.Ленина по специальности общевойскового факультета: защитил дипломную работу, сдал государственные экзамены по немецкому языку, истории ВКП(б) и тактике. Начав учиться в 1936 году, теперь я наконец-то получил высшее образование. В конце ноября этого же года в полках были скомплектованы школы по подготовке младших командиров. На должность замполита такой школы в 61-й артполк нашей дивизии и был назначен я. Но еще до этого меня вызвали в Управление кадров Советской Армии[58]в Москву и объявили, что хотят направить меня в ГДР[59]в аппарат Советской контрольной комиссии (СКК). Он был сформирован из сотрудников Советской военной администрации Германии (СВАГ), и председателем СКК был тогда генерал армии Василий Иванович Чуйков. В последних числах января я выехал на новое место службы и на месте был назначен старшим преподавателем Вечернего университета марксизма-ленинизма и фактическим руководителем его филиала в Лейпциге. По Потсдамским соглашениям Германия выплачивала репарации за нанесенный ущерб нашему государству. Очень многие предприятия были собственностью советского государства и поставляли в нашу страну свою продукцию. В Лейпциге было два таких мощных объединения: «Брикет» и «Трансмаш», их директорами были советские специалисты, как и многие на инженерных должностях. Для них и нужен был вечерний университет, в котором изучались история партии, история СССР, философия, политэкономия и международные отношения. Через три месяца после начала работы я получил звание подполковника: при том что майором я был с ноября 1942 года, занимая полковничьи и подполковничьи должности. На фронте меня это не занимало, а потом стало так, что «звание не дают — должность не позволяет, а должность не дают — звание мало».