Книга Победитель - Андрей Волос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сейчас расскажу. Фокус простой. Дело в том, что человек способен чувствовать изменение магнитного поля. Верите?
Плетнев усмехнулся.
— Вы же сами говорите, что это не вопрос веры или безверия…
— Вот как! — обрадовался Валерий Павлович. — С вами ухо востро!.. Тогда примите как постулат: способен! Только это не фиксируется нами на сознательном уровне… Не спрашивайте, зачем это понадобилось, и почему в процессе эволюции… и т. д. и т. п.! Я не знаю! Я не биолог, не медик! Я геолог… На сознательном не фиксируется, а до несознательного мы добраться не в состоянии. Казалось бы — тупик. Но нет! Мы можем выработать в себе рефлекс! Вырабатывать!.. вырабатывать!.. ходить с этой рамкой и прислушиваться к себе!.. и в какой-то момент оно увязывается! Вы начинаете движениями рук бессознательно отмечать факт изменения напряженности магнитного поля!.. Рамка тут, собственно говоря, ни при чем. На нее просто смотреть удобно. А так-то можно и без рамки… понимаете?
— А зачем же тогда она должна быть электропроводной?
Он сердито посмотрел и развел руками:
— Не знаю. Честно — не знаю. Но именно что должна быть. Если сухую палку в руки взять — ничего не получается… Да вот я вам сейчас покажу… сейчас…
Снова полез в портфель и достал какие-то бумаги. Одну развернул.
— Вот, смотрите. Карта залегания рудного тела… м-м-м… вы с топографией знакомы?
— В пределах гимназического курса, — хмыкнул Плетнев, разглядывая лист миллиметровки, на котором было отрисовано что-то вроде кривобокой груши.
— Я тоже Ильфа с Петровым обожаю, — мимоходом заметил Валерий Павлович. — Карта составлена мной. С помощью вот этой рамки. Видите? Я ходил здесь вот такими маршрутами… по такой сетке… и когда рамочка у меня дрыгалась, я это отмечал… и составил карту. Понятно?
— Понятно…
— А вот другая карта, — сказал он. — Создана с помощью современных серьезных методов… про которые люди докторские диссертации защищают… где же она, черт!.. академиками становятся!.. магнитометрия, электрометрия, гравика… вот!
И развернул синьку — то есть копию, сделанную на специальной светокопировальной бумаге. В отличие от первого, лист обладал всеми свойствами полноценной карты. Легенда в левом нижнем углу. В правом — имена исполнителей, название организации, год. Год, кстати, указан совсем свежий — позапрошлый. Сверху — название: «Усть-Карычское месторождение меди». Чуть ниже и мельче: «Промышленное вкрапленно-прожилковое оруденение».
Разумеется, то, что контуры, обозначавшие на картах залегание рудного тела, очень походили друг на друга, Плетнева удивило. И порадовало. Не зря, значит, нефтяник с этой рамкой кувыркается.
Но еще больше его удивило другое.
На карте сверху стоял штамп. В длинном прямоугольнике можно было прочесть только одно слово —
СЕКРЕТНО.
И прямоугольник, и слово в нем тоже были синими. Это означало, что штамп ставили не на копию, а на оригинал. То есть оригинал копировали вопреки всем правилам секретности. А теперь, значит, Валерий Павлович разъезжает с этой копией по стране и всем доверчиво показывает… Кстати, где эту незаконную копию делали, там, должно быть, и самиздатовские книжонки, которыми он хвастался, тайком размножают…
— Видите? — ликовал нефтяник. — Практически совпали! И еще неизвестно, между прочим, у кого точнее оконтурено!.. А? Как вам?
— Ничего, — сказал Плетнев, отодвигая лист. — Впечатляет… Да-а-а… А план какой-нибудь завалящей ракетной базы не можете показать?.. или, например, расположение объектов ПВО Дальневосточного военного округа? Ничем таким не похвастаетесь?
Валерий Павлович растерялся.
— Что? При чем тут?..
Плетнев молча ткнул пальцем.
— Ах, это!..
Нефтяник закусил губу и посмотрел на Плетнева с испугом.
— Знаете, Валерий Палыч, — сказал Плетнев. — Вы ведь курите?
— Ну да…
— Пойдемте, я с вами постою. Только бумаги уберите. А то, неровен час, недосчитаетесь…
В тамбуре колеса стучали громче. Кроме того, из приоткрытой двери межвагонного перехода летел грохот сцепного устройства. Короче говоря, их вряд ли кто-нибудь мог подслушать.
— Я вот что хочу сказать, — начал Плетнев, когда нефтяник закурил и, явно нервничая, принялся беспрестанно стряхивать пепел с еще не успевшей им обзавестись сигареты. — Вы очень неосторожно себя ведете…
— Я ведь!..
— Минуту! Сначала вы ругаете политику партии и правительства…
— Да ведь я!..
— Не перебивайте, — строго сказал Плетнев. — Это в ваших интересах… Да, ругаете. Указываете на серьезные недостатки. Отказываете руководству страны в способности подумать о завтрашнем дне. Разве не так?.. Потом признаетесь, что почитываете особого рода литературу. Самиздатовскую. Иными словами — нелегальную…
Валерий Павлович горестно мотал головой, но мотал как-то наискось. Понять, что он хочет этим движением выразить — отрицание или согласие, — было совершенно невозможно.
— А вслед за тем подсовываете секретные документы!
— Господи, да ведь это!..
— Скажете, не секретный? — спросил Плетнев.
— Секретный, но…
Плетнев смотрел на его смятенное, испуганное лицо и со странным чувством понимал, что ему это немного приятно — и испуг его приятен, и то, как лихорадочно думает он сейчас, чем этот разговор в конце концов для него обернется…
Честно говоря, Плетневу было совершенно плевать, кому и какие карты он показывает, о каких толкует самиздатовских книгах, как относится к руководству страны. Есть Пятое управление, это их забота. Плетнев искренне хотел его предостеречь, потому что он был ему симпатичен. И все-таки чувствовал удовольствие от того, что он стоит передо ним — такой беззащитный и несчастный, а Плетнев властвует над ним и может, если вздумается, одним легким движением обрушить всю его жизнь, которую он с натугой, через силу, как все советские люди, строит!..
— Ну, неважно, — осекся Плетнев и сказал совсем другим тоном: — Вы старше, мне даже неловко вам это говорить, но… Просто я немного в курсе дела. Надо вам поаккуратней. Этак можно нажить себе большие неприятности, Валерий Палыч… Вы про такую организацию — КГБ — никогда не слышали? Еще вот песня есть про то, как… не помню точно, но там шпион просит дать ему «заводов советских план». И сулит за это «жемчуга стакан», кажется. Смешная песня. «Советская малина собралась на совет, советская малина врагу сказала — нет!» Неужели не знаете? В общем, последняя фраза так звучит: «С тех пор его по тюрьмам я не встречал нигде!» Понимаете? Так что уж вы осторожней…
Валерий Павлович надрывно вздохнул и растоптал окурок. Они пошли обратно. Вагон кидало, то и дело приходилось опираться то о стенку, то об оконный поручень.