Книга Нуар - Андрей Валентинов

Ничего не видно. Тьма! Голос исчез, слова сами собой рождаются в мозгу, чужие мысли острыми иголками впиваются в виски, боль тянется к сердцу, к незажившим ранам, к заледенелым пальцам.

– Это продлится долго, вы, Родион Андреевич, не успеете проснуться. Но разве рядом никого нет? При опытах с «черным» DP обязательно присутствует напарник, его, кажется, называют секундантом.

Тень совершенно права. Это я не прав.

– Рядом никого нет. Никто из моих знакомых не согласился, а жена сразу бы вызвала «скорую». Препараты DP строжайше запрещены, приравнены к тяжелым наркотикам. Мне бы их тоже век не видеть, я чистый теоретик. Но вот искусился! Кому Бессмертие, кому Всевластие, каждому – своя химера. Хорошо, что я вернулся!..

На миг посветлело, и я смог увидеть знакомую улицу. Но боль ударила вновь, разнося по крови короткие злые слова:

– Родион Андреевич! Не время спорить. Всевластие невозможно, сверхсила уничтожит мир и погибнет сама. Бессмертие, увы, тоже невозможно. Человек – не только душа, но и тело, нам никуда не уйти от самих себя. Мы материальны, а материя бренна. Я не искал бессмертия, просто пытался продлить свое существование, пусть и во сне. Но Q-реальность – не простой сон, она слишком похожа на жизнь. А моя жизнь, увы, завершается. Я ушел в Q-реальность на самой грани, не знаю, жив ли я еще «там», у себя дома. К счастью, смерть нагонит нескоро, если считать по здешнему времени. Еще полвека, может быть, целый век. Но уходить придется в Никуда. Понимаете, что это значит для вас?

Тьма ударила в глаза. Город исчез, небо сомкнулось с землей.

Я не вернулся. Мир, где я стал пленником, умрет вместе с его создателем – и вместе со мной. Но у меня не будет полувека, DP-stop остановит сердце значительно раньше.

Я оттолкнул рукой темноту, заставив себя вновь увидеть недоступный мир. Улица, дома, ровный ряд молодых кленов – еле различимый неясный контур, белесые тени среди черной мглы.

– Прорвемся!

Губы шевельнулись беззвучно, но тень, услышав, подступила к самым глазам.

– Вы правы, Родион Андреевич, нельзя отчаиваться! Ноосфера, которой мы оба отдали жизнь, бесконечна, в ней много дорог. Может быть, и прорвемся. Но вы не должны мне мешать. Ваш эксперимент завершен, мой пока не дал результата. Помогайте мне, и я стану помогать вам. Честно скажу: шансов пугающе мало, но кто знает? Принципы, идеалы, красивые слова – ничто. Жизнь – всё. Если вы это поймете, мы договоримся.

Боль отступила, исчезла, возвращая привычную, постылую реальность. Номер в отеле, светлые обои на стене, неяркий электрический огонь.

Зеркало.

Смотреть не хотелось, но я все-таки пересилил себя, подошел ближе.

На меня смотрел Он.

– «Черный человек! Ты прескверный гость…»

Часть шестая

Крупный план

Южнее Парижа
Июль 1936 года

– Все готово, господин Зеро.

Я поглядел на кончик папиросы. Докурить – или бросить? Пожалуй, еще пара затяжек – и можно начинать. Как там говаривал мистер Кин? «Ну, старая кляча, пойдем ломать своего Шекспира!»

Значит, будем ломать.

Обычный театр начинается с вешалки. Наш таковой не имел, зато присутствовали три черных авто достаточно зловещего вида, заброшенная ферма, лес, подступавший к самой ограде, и небольшой круглый пруд. Антураж самый подходящий: тихий вечер, умирающий закат, еле слышные крики птиц над темными кронами. Сценой же, равно как зрительный залом, должен стать большой сарай под черепичной крышей, то ли конюшня, то ли мастерская. Ворота распахнуты настежь.

Пора!

– Пятый, возьмите мешок. И постарайтесь, чтоб гремело посильнее.

– Слушаюсь!

Затоптав окурок, я махнул рукой тем, кто ждал возле авто, и шагнул к воротам. Маска на лице изрядно раздражала, мешая войти в образ. Хорошо, что роль учить не надо, театр у нас импровизационный, почти что Комедия дель Арте. Если так, то кем предстоит быть мне? Арлекином или Капитаном?

На пороге меня встретила темнота. Огонь в большом, обложенном камнем очаге почти не давал света, языки пламени жались к малиновым углям, путь преграждали густые черные тени. Сцена хоть куда, никакой декоратор не нужен.

…Очаг горел слева в глубине. Актеры – шестеро крепких мужчин в темных костюмах и масках – разместились по всей сцене, обступив полукругом единственного зрителя. Кресла у нас не нашлось, зато имелась прочная балка, веревка и моток черной изоленты. Зверствовать не стали, ноги гостя касались земли, пусть и не на полную ступню. Руки, подтянутые к балке, конечно, не создавали дополнительных удобств, равно как и заклеенный в несколько слоев рот, и я мысленно посочувствовал театралу. Ничего, дышать можно и носом.

Я подошел ближе, подождал, пока Пятый с грохотом опустит мешок на землю, и только потом взглянул на гостя. Неровный свет его явно старил. Если верить анкете, нашему зрителю и сорока нет, сейчас же он выглядел на пятьдесят с немалым «гаком». Резкие морщины, большой «утиный» нос, оттопыренные уши, глубокие залысины. Глаза серые, круглые, словно у совы.

Взгляд… В иное время меня бы уже передернуло. К счастью, я был в образе, поэтому его ненависть и страх скользнули, не оставив следа.

Кажется, можно начинать.

– Инструменты в огонь, господа. Не забудьте перчатки, положите их где-нибудь поблизости.

Сзади вновь послышался металлический лязг. Лицо гостя дрогнуло, взгляд метнулся в сторону очага.

– Клещи, – пояснил я. – А еще щипцы, плоскогубцы, бурав. Ничего, скоро поближе увидите.

Отошел на шаг, поднял руку.

– Прошу тишины, господа. Третий – к двери, остальные станьте у стены. Первый, освободите ему рот.

Изолента отодралась с кровью. Гость, застонав, дернулся, облизал разбитые губы, затем жадно глотнул теплый воздух. Я сочувственно кивнул:

– Ничего, до смерти потерпите. Хуже, если бы проволокой зашили.

Он оскалился, захрипел, шевельнув разбитыми губами. Я улыбнулся и снял маску.

– Добрый вечер, товарищ Дуглас. Или лучше просто Сергей Михайлович? За маскарад извините, но вы же профессионал, должны понимать. Апаши масками не пользуются, Париж – слава богу, еще не Чикаго. Поэтому нас никто не принял всерьез, наверняка решили, что это розыгрыш или даже карнавал… Позвольте представиться – Зеро. Тут мы все под номерами, как видите. Но по секрету могу сообщить, что фамилия моя Гравицкий, зовут Родион Андреевич…

– Не надо. Я видел ваше фото.

Это были первые его слова. Я ждал, что за ними последует просьба – дать воды или даже ослабить веревки, но товарищ Дуглас оказался крепок. Впрочем, иным сотрудник Иностранного отдела НКВД не мог быть по определению. В Москве знали, кого присылать по наши души.