Книга Злая ласка звездной руки - Сергей Синякин

— Линн просила…

— Не надо, — напрягся Александр. — Не надо, Элизар, ты ведь Боевой Ангел, а не сваха.

— Она просила передать. — Ангел крепко держал его обеими руками. — Ну, знаешь…

— Знаю, — жестко сказал Иванов, чувствуя, как леденеет его душа. — Не лезь не в свое дело, ладно? Тоже мне купидон выискался!

— Ты не прав. — Ангел отпустил человека и испытующе глянул ему в глаза. — Так нельзя, Александр.

Иванов тихонечко засмеялся.

— От кого я это слышу? — сказал он. — Ты же сам всегда поражался ненужности человеческой любви! Хорошо вам, бесплотным, половины проблем нет. Сразу видно, что лепили вас не по образу и подобию. Ладно, поговорили и хватит. И без того тошно.

— Но она ещё любит тебя, — возразил Элизар. — И потом, мы не бесплотные, мы просто умеем сдерживать свои эмоции. В отличие от вас, людей.

— Оте-нате! — удивился Иванов. — Ну сдерживайтесь, сдерживайтесь. Может быть, помрете когда-нибудь от спермотоксикоза. А насчет Линн… Раньше ей нужно было думать, раньше, когда я уговаривал её покинуть Валгаллу. Нет, этой амазонке хотелось остаться в кругу боевых друзей!

— Ты сам воин, Саша, — сказал Ангел.

— Вот поэтому мне и надоело в Валгалле. Всех скопом записали в Герои. От диверсанта до тыловой крысы. Знаешь, мне стало тошно, когда я увидел орден Боевой Святости на мундире полковника Старцева. Он-то и не нюхал того, что досталось нам. А разговоры в кабаках? Они же спились там, эти ветераны. И все оттого, что Небесный Отец поставил их в один ряд с Ангелами. Он и гордыню в Валгалле не пресекает. Как услышу, что кто-нибудь своими руками Вельзевула заломал, тошно становится. Он этого самого Вельзевула в глаза не видел, а если бы увидел, то сразу бы обгадился. Герой нашего времени! — с нескрываемым презрением сказал Иванов. — Толку с того, что ему сам Архангел Михаил звезду на грудь прицепил. Не в орденах ведь дело было и не в свободе пьянствовать в Валгалле с такими же алкашами.

А он видел, как пьяный бес лоб в лоб «фантому» или «сухому»! На таран ведь идет! На верную смерть! Досталось ли ему голым идти среди ледяных торосов Коцита? А в глаза Сатане посмотреть? Задним числом мы все отчаянны и храбры!

— Ну, многим тоже несладко пришлось, — примирительно прохрипел Ангел. — В окопах сидеть, дружище, несладко было. Холодрыга адская, воши с указательный палец. Кусючие, суки! Справа евреи в окопах сидят, слева — мусульмане. Где-то в стороне немецкая гармошка пиликает. Немцев, я сам слышал, нечистая сила больше всего соблазняла. Как начнут с утра! Братья! Камрады по Освенциму и Бухенвальду, различия меж нами не столь уж и остры! Переходите на нашу сторону, исполним многовековую мечту ариев — развесим жидов и славян на Древе Познания! После этого евреи не выдерживали. Как начнут лупить из гранатометов, гранаты рвутся, святая вода в стороны, черти орут! Блин, преисподняя, да и только! А с нашими, помнишь, что они с нашими сделали? Помнишь, как их во Флегетон связанными кидали? Это у них называлось курочку зажарить! — Ангел хотел ещё что-то добавить, но осекся и испуганно посмотрел на товарища. Тот не заметил его испуга.

— Да, — сказал хмуро Иванов. — Всем досталось. Только потом почему-то в первые ряды не те полезли.

— А так всегда бывает, — с явным облегчением сказал Элизар. — Но я тебе хотел сказать о другом. Линн, она же тебя, дурака, по-прежнему любит…

— Толку нам теперь от нашей любви? — вздохнул Иванов.

Элизар ещё раз обнял его, мощно распахнул крылья и унесся в звездные небеса. Александр посидел на пригорке, разглядывая звезды и безуспешно пытаясь найти Солнце, но созвездия были незнакомыми, после Армагеддона все изменилось, и небеса изменились тоже, и неизвестно было — где она, их отравленная и загубленная Земля?

И все-таки визит Ангела разбередил его душу. Что бы ни говорил Иванов, но Линн продолжала занимать в его сердце немалое место.

Линн… Глупая девчонка, возомнившая себя одной из валькирий…

11

О счастливой любви Александра Иванова знали во взводе все.

Эта любовь была светлым талисманом взвода, поэтому светлая зависть к влюбленным смешивалась в людях с желанием как-то помочь им. Отношения с заносчивыми американцами не складывались, поэтому каждый считал своим долгом помочь армейскому Ромео встречаться со своей Джульеттой. Даже лейтенант Городько смотрел на ночные походы Иванова сквозь пальцы. «Трахни от нашего имени эту Америку! — грубовато шутили солдаты. — Покажи этим мормонам, что христианство крепко и неутомимо!» Сашка эти приколы пропускал мимо ушей, он был счастлив, а счастливым ли обращать внимание на глупые чьи-то слова?

Впрочем, похоже было, что нечто подобное испытывали и американцы. Иначе чем было объяснить, что их с Линн ночами выпускали на поверхность именно через штатовский тамбур?

Они бродили по прохладной ночной пустыне, под яркими южными звездами, целовались, занимались любовью в уютной комнате Линн, болтали о житейских пустяках и постепенно познавали друг друга.

Линн была уроженкой маленького провинциального городка, которого и на карте, наверное, не было. Почти как Сашкина Божновка. И жизнь там была так же провинциальна и похожа на божновскую. У Линн было две сестры, и отец у неё был маклером. Что это за профессия такая была, Сашка представлял с трудом, но, видимо, неплохая работа у мужика была, если при трех дочерях жена его не работала. В шестнадцать лет Линн стала королевой красоты округа и даже попробовала свои силы на первенстве штата, но там от красоток требовалось одно, и желающих это получить было как мух на базаре, поэтому Линн от возможности обзавестись титулами отказалась и некоторое время помыкалась в поисках работы, но и там мужикам от неё нужно было одно, они даже были согласны, чтобы она вообще не работала. Но Линн это не устраивало, и она пошла в армию, где за приставания к офицеру можно было попасть под суд, а поскольку держалась она холодно и независимо, всем своим видом показывая, что мужики её не интересуют, мужской персонал быстро отнес её к воинствующим лесбиянкам и потерял к ней всякий интерес. Но смотреть все-таки смотрели. Как на герлс с обложки журнала для мужиков.

— Я как чувствовала, что тебя встречу, — говорила Линн. — Ты такой милый, Александер, такой мужественный! Мама будет в восторге, когда тебя увидит. А сестренки в тебя сразу влюбятся. Но ты смотри! — И она смешно грозила ему маленьким, но удивительно жестким кулачком.

В любви она была неутомима и изобретательна. К утру они уставали и лежали в жарком изнеможении рядом, едва касаясь друг друга.

Потому что близкое соприкосновение сразу рождало в обоих приступ дикого и необузданного желания.

Узнав о казни отступников в русской бригаде, Линн долго молчала, потом тихо сказала:

— А у нас инквизиция начальника штаба арестовала. Тоже сатанистом оказался. И его адъютант на Врага работал… Страшно, Александер, как они могли предать Бога?