Книга Лилея - Елена Чудинова

— Ну, не думается мне, что с этим молодым человеком ты б умерла со страху, оказавшись ночью под одною кровлей, — поддразнила Нелли. — И что противен он тебе безмерно, извини, не похоже.

— Ну мало ль еще приметок для знающего человечка, — лицо Катино сделалось скучным. — Перечислять все времени не достанет, сама ж говоришь, хлопот много.

— Так говори просто, в чем суть.

— По сердцу мне Ерёма, врать не буду, мало кто так по сердцу казался, — вздохнула Катя. — Нето, что с полуслова друг дружку понимаем, с полувзгляда. Только он, вишь, крови-то проклятой. В крови все дело. Злых знаний у нас, лавари, может и немногим помене будет, нежели у потомков того Мелентия. А вот проклятия на нас нету. Нельзя с проклятым любиться, свою кровь от этого зачернишь, даже коли дети прямиком с того не пойдут. Любым детям чернота из оскверненного сосуда перельется. А моя кровь — дорогая, царская. Мало лавари-то по земле бродит.

«И тут свои толкованья Чаши Граалевой, — невольно усмехнулась Нелли. — Куда от нее денешься?»

Дело, тем не менее, представлялося сериозным.

— Сам-то он понимает? — спросила Нелли, хотя могла б и не спрашивать.

— А то нет? — Катя вспыхнула. — Когда тебя сызмалу учат, что никого рукой тронуть нельзя, да хлеб ни с кем нельзя преломить.

— Катька, а из-кого ж они в Мелентьевом роду жен-то берут, все хочу спросить?

— Ну, по покаянию некоторые девушки из Крепости шли, за немалые грехи. Не случалось таких, из айроток брали жен, как вот Нифонт, но и там все не просто. Ну и довольно о том. Чего разговоры-то зря разговаривать? Чему не бывать, тому и миновать. Ты вот лучше гляди, кабы тебе Парашку тут не оставить. Сдается мне, что оставишь.

— Я сама одно время думала, что ей Ан Анку глянулся, — возразила Нелли. — А только знаешь, Катька, у ней кто-то в России остался.

— Быть не может, — Катя так изумилась, что позабыла от удивления свои собственные кручины. — Сама тебе сказывала?

— Нет.

— Значит, сочиняешь. Быть не может, чтоб у Парашки на родной стороне кто-то был. — Катя решительно уселась на скамью супротив Нелли. Сидела она, как обыкновенно, некрасиво: подавшись плечами вперед и уронив сведенные замком руки в подол меж разведенных коленей. В детские годы Нелли такого за подругой не примечала, а с новой встречи нето, чтоб постепенно привыкла, но скорей почуяла, что некрасота эта — не Катина, у кого-то перенятая, древняя и общая.

— Я и сама так думала. Да только знаешь, сон у меня чуткой, нето, что у тебя.

— Ну, это положим, — Катя не шутя обиделась. — Опасность я сквозь любой сон почую. Был случай один… Ну да ладно, незачем тебе. Вот от ерунды всякой просыпаться, как ты, того за мной правда нету. Ежели ты не устала до потери сознанья, так муравей на тебя не сядь.

— Иной раз и не зря. Парашка во сне кого-то все поминает.

— Кого ж это?

— Да все-какого-то Мартына, — Нелли почувствовала, что краснеет, выдавая секрет. Но вить Катьке-то можно! А все ж странно, никогда не бывало промеж них прежде эдаких секретов. — Мартын, да чаще не Мартын, а Мартынушка. Нет, не ошибаюсь я.

— А есть у вас в именьи такой Мартын, чтоб Парашка на него глаз могла положить?

— Ни такого нету, ни не такого. Вообще ни одного Мартына.

— А по соседству?

— Ну, разве что по соседству… Не знаю.

— Может взять да спросить ее напрямки?

— Ладно уж, коли молчит, так и мы будем молчать. — Нелли поднялась. — Что-то нынче Амуры-то вокруг нас так и летают, просто слыхать, как крыльями хлопают.

— Молодые мы, вот и вся загвоздка. В старости обо всем вспомним, весело будет.

— Думаешь, повстречаемся мы, на старости-то?

— Не знаю покуда. А вот что расставанье не за горами — чую.

— Дай-то Бог, — вздохнула Нелли. — Ни следочка покуда от Романа, сама знаешь.

— Знаю. А сердце свое твердит.

— Мое сердце уж давно не знает, что сказать.

Оставляя Катю наедине с крохотным садом, Нелли прошла к крепостной стене. Нет, не к месту их ночных приключений, глаза б ее не глядели на эту дыру в стене, будь она хоть сто раз древняя, а наверх, на галерею для стражи. Экая высотища! Поежившись на разгулявшемся ветру, Нелли огляделась. Холм с яблоневым садом — не боле муравейника! Только вот муравьи отчего-то синие. Ну, положим, это она хватила. Враги казались с галереи все ж не муравьями, а опять таки оловянными солдатиками. И заняты были эти резвые игрушки довольно приятным делом: они снимали с шестов и распорок полотнища палаток, вьючили лошадей, бегали вокруг нескольких повозок. Осады не будет! Вот здорово-то! То есть может и не слишком здорово, стеречь их под стенами синие не станут ради другого злодеяния, большего. Но вить может статься, что на пути к новому злодеянию они найдут и свою погибель. Нелли аж заприплясывала на месте. Кому б сказать! Мужчины, надо думать, уж о том знают. Катьку лучше больше не трогать, всяк вправе посидеть погрустить. Значит — Параше.

Словно ветер, которому Нелли поднадоела, смел ее со ступеней. Прощай, замок Керуэз, теперь уж наверное скоро прощай! Прощайте, угрюмые стены, так похожие на здешние скалы! И так-то мало в них прожито, а сколько нажито! И нам и святому королю скоро вновь в путь дорогу.

Вот уж свойство Парашки: где она ни есть, а ухитряется развести вокруг теплую домашнюю суету, ровно всю жизнь просидела хоть бы и в этом бретонском замке. Из полураскрытых в теплый осенний денек дверей тянуло запахом каленого чугуна и влажным паром, что сопутствуют обыкновенно глажке. За работою, Параша, как обыкновенно, пела. Только вот песни ее давно уж стали сменяться из русских на здешние. Эта — здешняя, ясней ясного, хоть и переложена, верно, самой Парашей на родной язык.

Проклятье мачехам, проклятье!

Волчицы мачеха страшней.

Пусть плоть износится как платье!

Пусть станет хлеб черствей камней!

Барба скромною девкой была,

И кудель без оческов пряла,

Лен трепала — кто б смог перегнать,

Споро масло умела сбивать.

— Ох, перестань, пожалуйста, — поморщилась Нелли, входя в горницу. — Чувствую, там будет долгое и нудное повествование о том, как злая мачеха покрошила эту самую Барбу на мелкие куски, кои попрятала по самым неподходящим местам.

— Не вовсе так, но вроде того. — Вокруг Параши и впрямь громоздились глаженные и неглаженные ворохи. — Ну так и что?

— Да не люблю я эти глупые россказни.

— Сказки, говоришь? — прищурилась Параша. — А как на Алтай ехали, помнишь под Пермью сельцо Браслетово?

Нелли, конечно, помнила рябинку, выросшую в опояске девичьего браслета над местом тайной могилы. Позабылось ей, разве, что убийцею оказалась мачеха. Это-то, как раз, не самое важное.