Книга Дикари Ойкумены. Книга III. Вожак - Генри Лайон Олди

– Да. Самочувствие опциона Метеллы на высоте.

В интонациях госпожи Зеро, в посадке головы, в легком взмахе руки крылось подозрительное веселье. Она не лгала насчет здоровья Ведьмы, но подразумевала что-то, о чем Марк не знал, о чем ему знать не полагалось – во всяком случае, сейчас. Безмятежность лейтенанта Илхикамины, кайфующего под тягой, служила обратной стороной состояния Метеллы, но решка монеты – не противоположность орлу. Опять же, Ведьма у парикмахера… Отставить, боец, шепнул обер-центурион Кнут. Угомонись. Хочешь читать людей, как открытую книгу? Держись старой стервы, она научит.

– Зачем вам я? Хотите молодого адъютанта?

Старуха отступила на шаг:

– Наглец. Хам.

– И все-таки?

– Нарываетесь на трепку, юноша?

– Разрешите?

Марк протянул руку. На «вы», отметил он. Она вернулась к обращению на «вы». Точнее, это я ее вернул. Ее манера покусывать собеседника в каждой реплике… Это приглашение. Обострение диалога, форсаж. Проверка на вшивость. Огрызаться, обижаться, терпеть – ни один из методов не работает. Но стоит перехватить инициативу, резко сменить тему, выпустить коготки, зевая так широко, что рискуешь вывихнуть челюсть – и уже ты ведущий, а она ведомая, и наслаждается этой ролью, потому что добилась своего.

– Сколько угодно, – госпожа Зеро протянула ему веер. – Держите.

– Мой рапорт, – Марк потряс бумагой. Злость пузырилась игристым вином, шибала в сердце, легким хмелем кружила голову. Злость – приправа, злость – вишенка на торте; кажется, Марк нашел верный тон. – Не сомневаюсь, я предложил массу ценных соображений. Я был на высоте. Арест же – не арест, а краткосрочный отпуск со всеми удобствами. Вам надоел Мамерк, вы наметили свежатинку. Так?

– Мне надоел Мамерк.

Старуха наклонилась, зачерпнула ладонью, как ковшиком, воды из фонтана. Плеснула себе в лицо, смывая усталость. Это было безопасно: госпожа Зеро давно обходилась без макияжа.

– Надоел – не то слово. Он меня взбесил, этот Мамерк! Когда я отдаю приказы, их надо выполнять, а не ломать комедию. Если я требую вывести кого-то из зала, значит, надо выводить, и баста. Руку ему, видите ли, сломали! Молодой человек, когда вы сумеете вывихнуть Агриппе Мамерку хотя бы палец, я лично позабочусь, чтобы вам присвоили титул отца отечества! Вы спросили, я ответила: Мамерк вчера огреб по полной. Теперь о вашем предполагаемом адъютантстве…

Ладонь-ковшик. Вторая порция воды.

Капли текли по морщинам.

– Да, я готовлю вас на эту роль. Точнее, для этой каторги. Только не для себя, и не надейтесь. Вы – полено, чурбан. Годы и годы уйдут на то, чтобы обтесать вас как следует. А я не вечная.

– Вы…

Под напором старухи Марк слегка поплыл.

– Я прекрасно выгляжу. Вы же это хотели сказать? На первый взгляд я гораздо лучше мумии в историческом музее, и на второй – тоже. Меня можно трогать руками. Но пока из вас получится второй Мамерк, я обмотаюсь бинтами и лягу в саркофаг. Я готовлю вас для своей преемницы. Вы с ней не знакомы, и познакомитесь нескоро. Имперская безопасность – всегда сука, таковы правила. Суке нужны кобели с нюхом и клыками. Вы годитесь.

– Мамерка вам подготовила ваша предшественница?

– Это комплимент? Если да, то неумелый. Я достаточно взрослая девочка, чтобы подготовить Мамерка самостоятельно. Видели бы вы его в молодости! Двадцать лет назад Мамерк был кудряв, как ягненок. В управлении подозревали, что он завивается. Вот предшественник Мамерка – того мне подготовили, не скрою. Боюсь, мне не выжать из вас даже треть его талантов. Хмуритесь? Воротите нос? Желаете до отставки потрошить дальние грядки? Шиш вам, офицер, шиш и наилучшие пожелания.

– Я…

– Я сказала! Все, концерт по заявкам окончен.

– Разрешите идти?

– Идите. И вот еще… Если вы захотите жениться на госпоже Китлали, я не стану возражать. Из вас получится отличная пара. Кстати, ваш распрекрасный дед тоже предпочитал зрелых женщин. Тех, кто мог кое-чему научить милягу наездника. Брак с госпожой Китлали – отличная идея. Рада, что она пришла в вашу безмозглую голову. Ты меня понял, Тумидус? На обратном пути скажи Мамерку, пусть идет ко мне. Я в настроении. Я буду пить его кровь.

Весь путь от фонтана к корпусу Марк вел нескончаемый внутренний диалог. При виде его лица Мамерк побледнел. «Иду, – лысый сорвался с места. – Бегу. Пожелайте мне удачи!»

– Удачи! – вздохнул обер-центурион Кнут.

Старуха смотрела в чашу фонтана. Листья кружились в воде; стеклышки калейдоскопа, они складывались в бесконечные комбинации. Госпожа Зеро была довольна разговором. Редкое, драгоценное чувство: удовлетворение от хорошо сделанной работы. Вчера, сразу после эксперимента, когда Марка вели под арест, она связалась с Юлием Тумидусом. Да, подтвердил эксперт. Ресурс рабов опциона Метеллы перестал падать. Энергия поступала на трансформатор, но на ресурсе это сказывалось в такой малой степени, что падением можно было пренебречь. Характеристики внутренней свободы сохраняли стабильность, намекая на подпитку извне. Фотосинтез, вспомнила старуха. Поглощение квантов света, разделение зарядов в реакционном центре…

Этот же феномен ранее был зафиксирован у рабов Марка Тумидуса.

– Не думала, – вслух сказала госпожа Зеро.

– Что? – удивился Мамерк.

– Не думала, что доживу.

– А я? – с надеждой спросил лысый.

– И не надейтесь. Будете жить и мучиться. Кстати, о мучениях…

VI

– Вы рехнулись!

– Чепуха. Я в здравом уме.

– Я не могу этого сделать!

– Можете.

Улицы и переулки, скверы и площади. На северо-западе, впритык к конному памятнику, беззастенчиво придавив собой часть парка с аттракционами, кафе и прудом, где плавали лебеди – поднос с двумя бокалами и графином белого сухого «Вилья Карелли». Шеренги деревьев вдоль тротуаров. Дюжина пирамид со срезанными верхушками, а может, больше дюжины. Люди, люди, люди. Лица, запрокинутые к небу. Вернее, бледные размытые пятна вместо лиц. Астлантида на столе Гвидо Салюччи, председателя Совета Лиги, никуда не делась. Вчерашний Остров Цапель; наследие прошлого, объятого гибельным восторгом. Изменилась форма, не содержание: динамическая реконструкция превратилась в статическую, в стоп-кадр конца света. По просьбе Салюччи черты лиц астлан, пребывающих в эйфории, размазали, лишили четкости, дабы не смущать покой высокопоставленного дипломата. Душевное равновесие – залог верной политики и прекрасного аппетита. Решения же, принятые в расстройстве чувств – скверные друзья. Гвидо славился умением проскользнуть между каплями дождя, не замочив и край штанины.

Графин с вином вписался в пейзаж, как родной.

– Это политическое самоубийство! Я вовсе не желаю завершить карьеру таким пассажем. Простите, Флаций, но вы требуете невозможного…