Книга Великая степь - Виктор Точинов

3

Вода кончилась четыре часа назад. Два последних теплых глотка…

Привал на этот раз затянулся надолго, и они оказались на солнцепеке, тень от скалы отползла — но сдвинуться следом за ней сил уже не осталось.

— Надо было остаться в гроте, — сказал Лягушонок. Каменный язык ворочался с трудом. И до крови раздирал каменные губы и каменное нёбо.

— Нет, — сказала Багира. Она смотрела на солнце — не щурясь. В глазах темнело, и это работало лучше любых противосолнечных очков и фильтров.

— Нет, — повторила Багира. — Под землей пусть подыхают крысы.

Она попыталась встать и опереться на самодельный костыль, слаженный Лягушонком из изогнутого, перекрученного ствола горного кустарника. Ничего не вышло; он впервые видел, как у Багиры что-то не вышло…

Лягушонок подумал, что придется делать волокуши, а вот тащить их долго не придется, но это неважно, потому что лежа пусть подыхают шакалы, а в их стае принято умирать, стиснув зубы и пытаясь добраться до глотки врага, или хотя бы пробуя выкарабкаться самому; значит, придется ползти наверх, и вырубать две жердинки, и плести из ветвей какой-никакой настил, черт, там сплошные колючки, но как-нибудь он справится, ерунда, руки и так одна сплошная рана, но сначала, пока не ушел, надо сказать самое главное…

Он не мог начать, и ему казалось, что просто не разлепить пересохшие, ломкие губы.

— Ира! — наконец сказал Лягушонок. — Я давно тебя люблю и предлагаю тебе стать моей женой… Вот.

Он хрипло и облегченно вздохнул. Багира посмотрела на свой залитый побуревшей кровью камуфляж, на культю правой ноги, закрученную во все, что подвернулось под руку — здесь пятна проступали свежие, алые… Посмотрела на Лягушонка. Подумала, что обезвоживание на жаре идет ударными темпами, и в сознании им быть пять-шесть часов, не более, и это будут не самые лучшие их часы. А потом Багира издала какой-то непонятный долгий звук, не то смех, не то рыдание, а может быть и то и другое вместе.

Но, судя по ее ответу, это был все же смех.

— Лягушонок… Ну как же ты так? Ни цветов, ни шампанского… — сказала Багира, взглянула на него еще раз и добавила неожиданно серьезно и твердо: — Я согласна, Сашка. Я согласна.

4

Они вышли сквозь распахнутую пасть Верблюда, пройдя между клыками размером с ракету «земля-воздух». Гамаюн первым спрыгнул на каменистый берег, протянул руку Женьке.

Она медлила. Глаза наполняли слезы. Она не чувствовала Дракона — впервые за все время. Он казался мертвым, навсегда мертвым… Наконец Женька оперлась на руку подполковника и оказалась на берегу.

Он взглянул на солнце, на береговую линию, на едва заметные вдали, у горизонта, горы. Километров полтораста до Девятки, не меньше. Точнее задать точку высадки в незнакомой системе координат Женька не смогла. А потом на все попытки подкорректировать курс Верблюд не реагировал. Ладно, дойдем как-нибудь, не маленькие, подумал Гамаюн. Он ни о чем не жалел — после странной и прекрасной ночи, проведенной с Женькой среди звезд. Но чувствовал — что-то кончилось и у него, и что-то начинается вновь. И — подполковнику перестало нравиться прозвище Карахар. Черная Птица, повелевающая Драконами Земли. Не хотел Гамаюн больше повелевать Драконами. Никакими.

— Прощай, — сказала Женька и коснулась пальцами матовой поверхности огромного клыка. Повернулась и пошла в степь. Глаза поблескивали.

Гамаюн зашагал рядом. Оглянулся — пасть по-прежнему была распахнута, равнодушно и немо. Казалось, Дракон навсегда останется здесь — и окаменеет, и станет причудливой прибрежной скалой, и спустя века забредающие сюда узкоглазые пастухи сочинят свой вариант легенды о Персее и Андромеде. Красивую сказку про любовь и смерть. Про Деву и Дракона.

Движение за спиной Гамаюн не увидел и не услышал — скорее уловил неким шестым чувством, не раз спасавшим от смерти. Развернулся прыжком. Длинный гибкий псевдоязык, вытащивший в свое время умиравшего подполковника из мясорубки на берегу, — исчезал в пасти Верблюда. Пасть закрывалась — одновременно с подъемом головы. ВВ медленно, задним ходом, удалялся от берега. И Гамаюну — показалось, конечно же показалось, какая там еще мимика у биороботов?! — что глаза Водяного Верблюда смотрят грустно.

— Спасибо, — сказала Женька. Губы дрожали. — Прощай…

Они стояли на берегу неподвижно, пока уменьшавшийся силуэт не исчез вдали. А затем пошагали в Великую Степь.

5

Даже отсюда, с двух километров, «двойка» казалась громадной — сотня метров железобетона, пронзившая небо.

— Поднять «крокодилы» и раздолбать к той самой матери, — злобно сказал Стасов. — Что-то сильно пакостное они задумали, и меня совсем не тянет узнать — что.

Временный командующий промолчал. Стасов прав — мятежный гарнизон «двойки» явно на что-то рассчитывает. Не на переговоры, это ясно. Трое шагавших к сооружению парламентеров не подошли даже к внутреннему КПП — всех положили одной пулеметной очередью.

Майору Кремеру не давала покоя мысль: по всему судя, мятеж на «двойке» начался не сегодня — а почти сутки назад, когда из озера исчезла вода. Но за ночной резней никто не заметил, не до того было… А уход воды чем-то весьма напомнил Прогон. Только вместо огромного куска окружавшей Девятку территории, исчезнувшей из начала третьего тысячелетия — теперь в неизвестном направлении исчез такой же кусок балхашской акватории. Возможно, где-то в иных временах влажность весьма повысилась…

«Один плюс во всем этом есть», — подумал Кремер. Теперь ясно, что мы в нашем родном и законном прошлом, и нигде больше. Соленость Балхаша — лучшее тому доказательство. Вода вместе с растворенной солью куда-то исчезла и реки пополняют сейчас озерную котловину своим исключительно пресным стоком… Вот вам и разгадка опреснения озера.

А в остальном… В остальном все-таки виновата «двойка». Именно она включает-выключает хроноаппаратуру, из гипотезы ставшую реальностью. После триумфального всплытия Верблюда в теоретически рассчитанной майором точке Кремеру стало ясно, что именно в водоплавающей махине та аппаратура и собрана… А Камизов, всплывший столь же неожиданно в чине полковника ФСБ, развлекается, бездумно дергая за ниточки. Пытается освоить управление Верблюдом методом тыка. Все бы ничего, но внутри ВВ была Женька. Кремеру хотелось верить — что живая и невредимая.

Допускать, чтобы засевшие в башне отморозки продолжили свои опыты, Кремер не собирался. И согласно кивнул, когда Стасов во второй раз предложил пустить в дело вертушки. Но «крокодилы» в воздух так и не поднялись. Не успели.

6

На пересекавшей экран ровной линии появился сигнал. Не легкая рябь помех — большой и четкий пилообразный выступ.