Книга Игра по правилам - Дик Фрэнсис

Взяв кийогу, я безуспешно пытался ее собрать. Кларисса взяла ее у меня из рук, повернула, стукнула о ковер и, ловко собрав, положила к себе в карман.

— Я буду думать о тебе и благодарить тебя каждый день своей жизни, — сказал я.

— В четыре двадцать, — добавила она словно машинально и вопросительно посмотрела на меня. — В это время я встретилась с Гревилом.

— В четыре двадцать, — повторил я и кивнул. — Каждый день.

Она вновь опустилась возле меня на колени и поцеловала, но поцелуй был лишен страсти и скорее походил на прощальный.

— Иди, — сказал я, — пора.

Она неохотно поднялась, дошла до двери и, задержавшись, оглянулась. «Леди Найтвуд, — думал я, — храбрая спасительница, у которой каждый волосок знает свое место».

— Позвонишь мне как-нибудь на днях? — спросил я.

— Да.

Она тихо удалилась по коридору, но ненадолго. В комнату ворвался Брэд, а за ним, словно тень, следовала Кларисса.

Останавливаясь, Брэд чуть ли не проделал тормозной путь — открывшаяся его взору картина могла бы заставить замолчать даже самого словоохотливого болтуна.

— Черт! — лаконично воскликнул он.

— Тебе виднее, — отозвался я.

Падая, Роллуэй уронил пистолет, но он все же лежал возле его левой руки. Я попросил Брэда отодвинуть его подальше, на тот случай, если вдруг этот «нарколог» придет в себя.

— Не трогай, — резко сказал я, когда он, наклонившись, машинально протянул к нему руку. — Твои отпечатки пальцев здесь совсем ни к чему.

Он что-то буркнул в ответ, соглашаясь, и Кларисса молча протянула салфетку, при помощи которой Брэд, ухватив пистолет за глушитель, отпихнул его через комнату к окну.

— А если он очухается? — спросил он, показывая на Роллуэя.

— Еще раз огрею его костылем.

Он кивнул, словно это было в порядке вещей.

— Спасибо, что вернулся, — сказал я.

— Я был недалеко. Здесь рядом стоит «Вольво»... Я тоже кивнул.

— Это та самая?

— Наверняка, — ответил я.

— Черт-те что.

— Отвези мою знакомую назад в «Селфридж», — попросил я. — Забудь, что она была здесь. Забудь, что ты был здесь. Езжай домой.

— Я не могу тебя оставить, — сказал он. — Я вернусь.

— Здесь будет полиция.

Как всегда при упоминании о полицейских, ему стало не по себе.

— Поезжай, поезжай домой, — сказал я. — Все опасности позади.

Он немного подумал. А затем с надеждой в голосе спросил:

— Завтра утром в то же время?

— А почему бы и нет? — криво усмехнувшись, ответил я и кивнул в знак согласия.

Мой ответ, похоже, полностью удовлетворил его, и они с Клариссой направились к двери и возле нее оглянулись. Я махнул им рукой, и они помахали в ответ, прежде чем выйти. Казалось невероятным, но они оба улыбались.

— Брэд! — заорал я вслед.

Он тут же вернулся с встревоженным лицом.

— Все в порядке, — успокоил я. — Абсолютно.

Не захлопывай за собой входную дверь. Мне бы не хотелось вставать, чтобы впускать полицию. И я не хочу, чтобы они взламывали замки. Я хочу, чтобы они вошли тихо и культурно.

Глава 20

Это был долгий и нудный вечер, хотя не обошлось и без смешного.

Большую часть времени я тихо просидел в сторонке на кресле Гревила, и сновавшие мимо меня с деловым видом люди, которые что-то измеряли, фотографировали, брали отпечатки пальцев и выковыривали из стен пули, почти не обращали на меня внимания.

Мне была задана масса вопросов, и этот предварительный допрос закончился тем, что приходивший в себя Роллуэй застонал. Хотя полицейские и не любят посторонних советов, они все-таки прислушались к робко высказанному мною предложению надеть на него наручники, пока он еще окончательно не очухался, поскольку он тут же проявит свой боевой характер. Он уже бесновался, поднявшись на ноги и что-то ворча, пока не понял, где находится.

Когда стоявшие по обе стороны от него полицейские схватили его за руки, он уставился на меня, пытаясь сфокусировать свой взгляд. Я еще был на полу, но уже радовался тому, что с меня убрали его вес. Он словно никак не мог понять, в чем дело, и тем же невыразительным голосом, что и раньше, называл меня скотиной и прочими менее безобидными словами.

— Я знал, что от тебя надо ждать гадостей, — сказал он. В голове у него еще недостаточно прояснилось, чтобы попридержать язык. — Но тебе не придется давать показания, уж я позабочусь об этом.

Полицейские флегматично выполнили формальности ареста, рассказали ему о его правах и пообещали медицинскую помощь по прибытии в полицейский участок. Я смотрел, как он, спотыкаясь, удалился, и, усмехаясь, вспомнил о принятом ранее решении ни в чем не обвинять его, тем более в убийстве людей. Я же не знал, что он застрелил Симза. Я совершенно не боялся его. А он, видимо, даже не предполагал, что я могу не предпринять никаких действий по обвинению его в использовании кокаина. Он готов был убить лишь для того, чтобы предупредить это. А я даже и не подозревал, что он крупный торговец, пока он сам не похвастался.

Пока вокруг меня полным ходом шло расследование, я размышлял, почему представители наркомафии с такой легкостью отнимали жизнь у других людей, так легко шли на преступление.

«Тот же Ваккаро, — думал я, — расстреливал из проходящих машин летчиков, которые хотели с ним развязаться. Может быть, у наркомагнатов это считается обычным наведением порядка, вроде приборки? Все считали, что убийство Симза не было беспрецедентным, и оказались правы».

Для типов вроде Роллуэя и Ваккаро жизни других людей стоили недорого, ведь они так или иначе их рушили. Выбрав наркобизнес и коррупцию своим поприщем, они сознательно и охотно извлекали прибыль из гибели и крушения бесчисленных жизней, намеренно обрекая молодых людей на горестный безвозвратный путь. Я читал, что употребление кокаина наносит ощутимый физический ущерб через два-три года. Поставщикам и торговцам это было известно. Благодаря этому торговля шла бесперебойно. Их жадность была отвратительной.

Из-за лежавшей в основе этого безнравственности и прогрессирующей душевной тупости они сами были подвержены гниению и наркомании. Роллуэй самоуничтожился, как и его жертвы.

Я удивлялся, откуда брались такие люди. Одно дело осуждать, но я просто не понимал их. Они не были случайными мошенниками, как Просс. Они были бездушными и жестокими. Как говорил Эллиот Трелони, у большинства преступников порочная логика. Если бы мне когда-нибудь вздумалось продолжить тетрадь Гревила, я написал бы в ней нечто вроде: «Пути нечестивцев неисповедимы для праведников». Или даже так: «Что делает нечестивцев нечестивцами, а праведников праведниками?» Нельзя верить простым ответам социологов.