Книга Король лжи - Джон Харт

– Клянусь, Джин. Именем нашей матери клянусь, что это правда.

– Уходи, Ворк. Уходи и оставь меня одну.

– Джин…

– Ты всегда был на стороне отца. Вы ненавидели ее.

– Она убила нашего отца и хочет, чтобы меня поджарили за это преступление.

Джин поднялась на постели – серая и дрожащая тень самой себя; простыни спустились на. пол, и она стояла раскачиваясь на узкой кровати. Я испугался того, что она свалится и разобьет голову о твердую плитку. Ее палец уткнулся в меня, и я расценил это как жест отречения: я подтолкнул события слишком поспешно.

Я потерял ее.

– Убирайся! – закричала она и разрыдалась. – Убирайся! Убирайся отсюда, проклятый лгун!

Глава 31

Все, что я мог, – выбежать из комнаты, другого выбора не было. Джин обезумела; я подтолкнул ее к опасной грани. В этом мире у нее остались двое: Алекс и я. Но сейчас Алекс воплощала для нее все то, что имело значение, а я попытался лишить ее этого.

Но мне наконец-то открылась правда. Джин не убивала Эзру. Она не была убийцей, и этот груз не лежал на ее совести, поэтому она вышла бы из шокового состояния. Тем не менее альтернатива могла оказаться разрушительной. Ведь кого-то посадят в тюрьму за убийство Эзры, и теперь все выглядело таким о6разом, что это будет либо Алекс, либо я. Сможет ли Джин перенести любую из этих потерь? Должна.

Для меня ситуация изменилась кардинально. Я готов был нести наказание за Джин, но не за Алекс Только не в пекло.

Прислонившись спиной к твердой и холодной стене, я закрыл глаза. Мне казалось, что я слышу ее плач, но потом все стихло. «Почудилось», – сказал я себе. Нечистая совесть.

Открыв глаза, я увидел перед собой медсестру. Она смотрела на меня с тревогой.

– С вами все в порядке? – спросила она. Вопрос застал меня врасплох.

– Да.

Она рассматривала меня.

– Вы бледный как полотно и еле держитесь на ногах.

– Со мной все о'кей. Просто устал.

– Я не собираюсь спорить, – сказала она мне. – Но если вы не пациент, тогда должны уйти. Время посещения закончилось.

– Благодарю. – Я направился к выходу. Оглянувшись, я увидел, что она продолжает наблюдать за мной с озадаченным лицом. Я мог прочесть ее мысли: откуда я его знаю? Где видела его? Затем она отвернулась.

По пути к лифту я думал об Алекс. Я не собирался отступать, поэтому мог только приблизительно определить, что с ней происходит, вероятно, нечто подобное катастрофе. Зачем было менять имя? Я мог понять желание забыть ужасное детство, но почему она взяла имя погибшей сестры? Потому что та умерла нетронутой и неиспорченной, очищенная своей невинностью и огнем, который убил ее? Или это было ощущение вины и желание продлить ей жизнь хоть таким образом? Вероятно, я никогда об этом не узнаю. Но одна вещь была предельно ясна, и именно это меня пугало: Алекс Шифтен отчаянно преданна Джин и пойдет на любые меры, чтобы смести все преграды, утрожающие их с Джин отношениям. Она убила своего отца, чтобы защитить сестру. Она убила Эзру, чтобы защитить свои отношения с Джин. Теперь угрозу представлял я, и это было основанием, чтобы уничтожить меня. Она настроила Джин против меня. Она лишила меня алиби, каким-то образом получив копию завещания и подкинув ее в мой дом.

Я застыл на месте, парализованный внезапной мыслью. Алекс знала, что я не был дома с Барбарой, когда застрелили Эзру. Неужели она знала, где я был той ночью? Неужели она знала о Ванессе? Боже милостивый! Неужели она понимала, что Ванесса обеспечит мне алиби? Теперь Ванесса исчезла.

«Вчера вечером она не приходила домой».

Я не мог закончить эту мысль. Но должен был. Не оставалось времени на страх или на раздумье. Поэтому возник вопрос. Если бы Алекс знала, что Ванесса может разрушить ее планы, убила бы она ее?

Ответ был однозначным.

Безусловно.

Дверцы лифта открылись. Я протолкнулся через толпу людей в зеленых рубашках и белых халатах и почти бегом устремился к выходу. Выскочив на улицу, я сообразил, что у меня нет никакого плана. Некуда идти. Я глянул на свои часы. Было 10:30. Я позвонил на ферму Столен – лучше знать точно, чем жить надеждой. «Подними трубку. Пожалуйста, подними». Телефон прозвенел четыре раза, и каждый безответный звонок гвоздем вонзался мне в сердце. Алекс ее убила. Она мертва.

Меня переполняла печаль, но даже через боль, предательски нашептывая, на ум пришла одна эгоистическая мысль: у меня теперь нет никакого алиби, меня могут отправить в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. Я подавил эту мысль, и она больше не возвращалась, чему я был несказанно рад.

Затем я позвонил Хэнку. Мне сейчас как никогда прежде необходимо было поговорить с ним. Его домашний телефон не отвечал, поэтому я набрал номер мобильного.

– Я собирался тебе позвонить, – сказал он.

– Хэнк, слава Богу.

– Заткнись на минуту. У нас огромные проблемы. – Я услышал, как он прикрыл рукой микрофон трубки, откуда доносились приглушенные голоса. Прошла почти минута, прежде чем он заговорил снова. – О'кей. Я вышел наружу.

– Слушай, Хэнк. Мне кажется, я понял кое-что насчет Ванессы.

– Ворк, я хотел сообщить тебе об этом в более осторожной форме, но у нас нет временит, чтобы заниматься твоей пропавшей подругой. Я сейчас в отделении полиции.

– В Солсбери?

– Да. Я приехал сюда, чтобы проверить сообщения о несчастных случаях, прежде чем искать твою подругу. Но это осиное гнездо. Нам надо поговорить, но не по телефону. Ты где сейчас?

– В больнице: Стою у входа в отделение скорой помощи.

– Оставайся там. Я буду через пару минут.

– Хэнк, подожди. – Я остановил его, прежде чем он успел отключить телефон. – Что, черт возьми, происходит?

– Они нашли оружие, Ворк. То, что ты бросил в реку.

– Что?

– Никуда не двигайся. Две минуты. – Он отключил телефон, и я в течение, возможно, самых длинных в своей жизни двух минут разглядывал телефонную трубку, смолкнувшую в моей руке.

Они нашли оружие. Могла ли Алекс к этому быть причастной?

Хэнк повернул к автостоянке, я встретил его у обочины и залез к нему в седан. Он не взглянул на меня, не заговорил. Он поехал влево от автостоянки, сделал несколько, по-видимому случайных, поворотов и затем остановился. Мы находились на соседней территории. Кругом было тихо, в поле зрения – никого. Хэнк, молча глядел через ветровое стекло.

– Я жду, когда ты заговоришь, – наконец произнес он, взглянув на меня.

– Что ты имеешь в виду?

Его лицо было неприступным; таким же отрешенным было выражение его глаз. Когда он заговорил, его голос также показался мне бесстрастным.