Книга Троянский конь - Стэл Павлоу

Норт не имел ни малейшего представления, о чем рассказывал отец. Но это было не важно. Эти воспоминания были такими невинными по сравнению с его собственным кошмаром и, что подозрительно, никак не соотносились с темными пятнами на репутации отца, о которых говорила мать.

Может быть, с воспоминаниями всегда так?

«Можно выбирать те воспоминания, которые хочется помнить? »

– Знаешь, в доках тогда вообще непонятно что творилось.

«В пятидесятые».

– Грузовые корабли приходили к нам со всего мира. Мы ходили к кораблям, которые возили бананы, и выпрашивали бананы у грузчиков. А потом продавали их и просаживали все деньги на Игл-стрит, где тот старик держал велосипедный магазин. Он еще сдавал мотоциклы напрокат, по двадцать пять центов за час. Бери любой, какой хочешь. Мы с Билли всегда дрались за черный, потому что он был самый быстрый. А потом неслись наперегонки до дома Уолтерса, по Дриггз-авеню до угла улицы Леонарда. На втором этаже над Парк-инн был бар и ресторан. Его мать называла то место салуном и ворчала насчет всех женщин, которые туда ходили,– ну, ясное дело, мы поэтому вечно пялились из окон Уолтерса на это заведение.

Отец обвел кружком еще нескольких лошадей в газете, достал зажигалку и закурил сигарету, а потом снова стал крутить настройку радио, чтобы найти другую станцию.

Норт остро почувствовал отчужденность – история жизни этого человека, которого он называл отцом, была не его историей. Он как будто взял ее взаймы. Норт сказал:

– Я ничего про это не знаю.

Казалось, отец был всерьез озадачен этим замечанием.

– Да и откуда тебе знать? У нас у всех разные жизни, сынок.

«Иногда нет».

– Ну и что Эдди сказал? Как дела у его отца?

– Да, понимаешь, помер он. С полгода назад. Жуть какая-то.

– Он болел?

– Не, не болел. Эдди сказал, что Билли как-то раз вышел погулять с собакой. И там к нему пристал какой-то парень. Давай, говорит, бумажник. Билли не хотел проблем. Отдал ему бумажник. Пара сотен баксов там была, да. Парень говорит: ну, спасибочки. А потом, ни с того ни с сего, просто взял и резанул Билли по горлу. Вот здесь и здесь. Перерезал, понимаешь, горло. Ну, Билли и помер.

Норт выразил соболезнование – чего бы оно ни стоило.

– Сынок, я двадцать восемь лет отпахал на этой работе. Ты знаешь, как бывает. Некоторые люди просто рождаются такими. Это у них внутри заложено. Никто их такими не делает. Они рождаются злыми.

Норт кивнул.

«Да».

– Но это не оправдание. Они не должны так делать. У каждого есть выбор. Запомни это, сынок.

«Как можно сделать выбор, если не понимаешь разницы?»

Они слушали радио и шум дождя, барабанившего по двору. Отец откусил кусок булочки с сыром и запил кофе, которое пить ему было нельзя.

– Ты расстроился из-за этого парня.

– Да,– сказал Норт.

– Ладно. Как хочешь. Но только я тебе гарантирую, сынок: что бы этим парнем ни двигало, тебе и вполовину не так беспокойно, как ему сейчас.

Дом секретов

13.24

Проезжая по мосту через залив Ньютаун, между Грин-пойнтом и Вудсайдом, Норт видел на залитом струями дождя ветровом стекле сотни тысяч надгробий, под которыми лежали легионы гниющих трупов. Они стояли в карауле у Голгофы, маршировали через Новую Голгофу к горе Сион и дальше, их зловещие колонны тянулись от кладбища к кладбищу, миля за милей.

Что уложило их в землю? Старость? Судьба?

«У каждого есть выбор».

Он перестроился в другой ряд, приготовился свернуть. До дома было уже недалеко. Там можно будет принять душ, отмыть покрытые слоем грязи стены квартиры. Или ответить на звонок по сотовому телефону.

Норт выудил из кармана трубку, посмотрел, кто звонит, и переключился на громкую связь.

– Ну, как там похороны?

– Он не встал из гроба, да и вообще уже поздновато.

Мрачная шутка напарника немного взбодрила Норта.

– Я узнал как зовут человека на портрете, – сказал он. – Саваж. Это фамилия, имя неизвестно. Вероятно, он как-то связан с Колумбийским университетом.

– Опять Колумбийский университет? – Он услышал, как Мартинес записывает это в блокнот.– Ты думаешь, они с Геном познакомились там?

«Как я могу это объяснить?»

– Я думаю, связь гораздо глубже. В любом случае нам нужно провести расследование. По финансам, транспорту, собственности…

– Может, он живет в Барио.

Восточный Гарлем, или Эль-Барио, начинался от Сотой Восточной улицы и тянулся до Сто тридцать пятой Восточной улицы через Ист-ривер, в северной части Манхэттена. Нищий, тесный, неблагоустроенный, трущобный район.

Однако от западной части этого района до Колумбийского университета было всего несколько кварталов.

Норт преисполнился подозрительности. Голос Мартинеса звучал слишком весело для человека, который только что вернулся с похорон кузена.

– Почему ты так считаешь? – спросил он.

– Да понимаешь, один добрый человек из телефонной компании, которая обслуживает Кассандру Диббук, поднял архивы и выяснил, что есть единственный телефонный номер, по которому она связывалась с городом, и это не телефон святой Сесилии.

Сто восемнадцатая Восточная улица, дом сто сорок один, квартира двенадцать-эс. Почти на пересечении с Лексингтон-авеню.

13.57

Норт гнал машину, пробираясь через пробку на мосту Трайборо. Мигалка сверкала синим светом, мотор ревел, заглушая шум дождя.

Перебравшись через мост, Норт включил сирену. Он прорвался через запруженный машинами перекресток на Сто двадцать пятой Восточной улице. Ветхие испанские здания из бурого песчаника грозили раздавить его, если он хоть немного замедлит движение.

Норт свернул на Лексингтон-авеню и увидел другую машину с полицейской мигалкой, которая ехала с противоположной стороны. Темно-синий «форд – корона-виктория». Мартинес спешил туда же, куда и он.

На Сто восемнадцатой улице они припарковались бок о бок. И вместе поднялись по ступенькам на крыльцо дома номер сто сорок один, построенного из бурого песчаника. Они остро ощущали на себе взгляды местных жителей. Норт расстегнул кобуру с «глоком».

– Эта квартира зарегистрирована на имя Гена?

Мартинес огляделся, чтобы убедиться, что никто не наблюдает за ними с верхних этажей.

– Нет, но это единственный частный номер, не считая психиатрической клиники и банка, с которого его мамочке звонили в последние девять месяцев.