Книга Удар молнии - Виктор Кнут

Естественно, у всех троих ушки на макушке. Потому и толклись на тесной кухне, чтобы послушать, как я буду разбираться с Салманом.

Чтобы, широко раздувая ноздри, жадно впитать в себя запах крови.

Я вспомнил, что не ел со времен «Катастрофы», и взял из пластмассовой хлебницы кусок булки. Бросил сверху маленький ломтик сыра и, не замечая кофе, который поспешила налить мне Алина, жевал всухомятку. И размышлял:

«Неужели все здесь настолько больны? Ведь здоровому человеку не может нравиться убивать. Палачей почти во все времена и почти в любом обществе считали отверженными. Потому-то они и скрывали свои лица под колпаками. А здесь… Да просто настоящая эпидемия гомицидомании! В этой компании умерщвление человека возведено в ранг добродетели. Убийства воспринимаются, как приятные развлечения. За них выдают ордена и выплачивают премии. И веселые парни типа Макса или Олега широко шагают по жизни. И убивают… с шуточками! И убивают… с прибауточками! И убивают! Или любуются тем, как мастерски делают это другие».

Кристин, действительно, все сделала мастерски. Мы не слышали ни единого шороха, ни единого писка. Она, загадочно улыбаясь, появилась на кухне, поймала мой вопросительный взгляд и молча обернулась, словно приглашая идти принимать у нее работу. Я сразу дернулся в комнату.

Салман лежал на спине, оскалившись на меня двумя рядами ровных крепких зубов и широко распахнув глаза. Чтобы определить, что он мертв, не надо было даже подходить близко, и я остановился в дверном проеме. Сзади ко мне прижалась Алина.

— Вот ты и рассчитался с долгами, — прошептала она.

— Не со всеми. Надо еще освободить Лару.

— Само собой. Интересно, как эта красавица его сделала?

Алина уже успела заразиться страшной болезнью — убивать или любоваться тем, как делают это другие. А если не получилось полюбоваться, то хотя бы посмаковать, обсудить.

— Есть миллион разных способов. — У меня не было желания ничего обсуждать, и я повернулся, вытолкал Алину из горницы и плотно прикрыл за нами дверь. — Его похоронят вместе с отцом. Если найдут до этого времени… Показывай, где там мой кофе…

Мы проторчали в Александровской еще целый час, прежде чем выехать в Гатчину. Расположились впятером на ступеньках крыльца, пили кофе и перебрасывались пустыми фразами. Мартин дремал, сидя в «Рейнж Ровере», и присоединяться к нам не спешил. Макс вспомнил, что забыл в кресле плеер и отправился в горницу.

— Сотри везде пальцы, — крикнул я вслед ему.

— Хорошо, командир.

Он вернулся через десять минут и доложил мне:

— Я там прибрался. Заодно и на кухне… Ну, скажу вам, от этого черного и воняет! Крис. — Макс уткнулся взглядом в Кристин, — он что, обделался, когда ты его мочила?

— I don't understand.

— Ну и дура! Могла бы выучить русский, коли едешь в Россию. Чеченский так ты понимаешь…

— Speak English, Maxim.

— Перебьешься!..

Мне быстро наскучила эта компания жизнерадостных идиотов и, отставив в сторону пустую кружку, я отправился навестить Мартина. Он разговаривал по телефону, но стоило мне сесть в машину, сразу завершил разговор.

— Звонили из Рождествена, — сообщил он мне. — Там сейчас два человека. Наблюдают.

— И что же?

— Похоже на то, что кавказцы серьезно настроились на войну. На Киевском шоссе и вдоль реки выставлены посты. На базе собралось человек пятьдесят. Весь двор заставлен машинами. Но сейчас потихонечку начали разъезжаться. И еще… Покрутиться там моим людям не дали. Подошли двое в милицейской форме. Русские. Потребовали предъявить документы, а потом посоветовали убираться подальше. Я отозвал наблюдателей в Гатчину. Позже в Рождествено съездят другие.

— Все так, как мы ожидали, — сказал я. — Ничего нового… Мартин, объясни, зачем мы здесь торчим. Надо засветиться перед соседями? Или ждем, когда припрется кто-нибудь из Салмановых дружков?

— Никто не припрется. Им сейчас не до этого.

— Ты уверен?

— Я никогда ни в чем не уверен. А поэтому где-то здесь возле дома прогуливаются Альберт и кое-кто еще… — Мартин повернулся ко мне. — Слава, пусть у тебя не болит голова за подобные мелочи. Поверь, я о них позабочусь. Я это умею. Я только это и делаю вот уже четверть века…

К тому моменту, как мы отъехали в Гатчину, я выяснил еще один очень интересующий меня вопрос.

— Мартин, это твоя инициатива, чтобы я шел сегодня на базу во главе группы?

— Нет, я был против, — честно признался он. — Но я получаю приказы из Лондона и обязан их исполнять.

— Странно. — Я представлял приблизительно, кто мог отдать подобный приказ. — Что-то не вяжется. С одной стороны им не терпится заняться моим обследованием, а с другой — они сами гонят меня под пули.

— Да ничего с тобой не случится, — пробормотал англичанин. Мне показалось, что совсем неуверенно. — Парни из Лондона просто хотят проверить, насколько ты сохранил все свои навыки.

— И не боятся, что сорву операцию?

— Не сорвешь, — уверенно заявил Мартин. — Те, кто пойдут с тобой, знают, что надо делать, и без твоих подсказок. Так что, когда проникнете за периметр, занимайся Ларисой, а они займутся бандитами. Договорились, Персиваль Голоблад?

Договорились. Я включил радио, поймал волну с низкопробной попсой московского разлива и прикрыл глаза. Через открытые окна салон «ровера» наполнял аромат цветов и свежего сена. Тонкие голоса сексуальных меньшинств, стонущих из припрятанных под торпедой колонок о своей несчастной любви, удачно переплетались с сиплыми петушиными воплями и назойливым тявканьем какой-то ущербной моськи, доносящимся от соседнего дома. Я с головой погрузился в этот терпкий коктейль, составленный из звуков и запахов беспечного дачного бытия. Мне даже приснился сон. Из-за куста выбрался заяц, разинул рот, собираясь что-то произнести… Но в этот момент Мартин хлопнул меня по колену.

— Слава, пора.

— Угу, — Я с трудом продрал зенки и, полусонный, перебрался за руль «мицубиси».

— В Гатчину, да? — Справа уселась Алина, коснулась пальчиками моей щеки. — Ты же спишь, зайка. Давай я поведу.

— Не надо. — Я развернул машину и пристроился в хвост «рейнж ровера». — Расскажи лучше что-нибудь интересное.

— Хорошо, — хитро улыбнулась моя кровожадная амазонка. — Слушай. Я сегодня пойду на базу с тобой.

— Перебьешься!

— Почему?

— Тебя кокнут, красавица…

Это была лишь завязка длинного спора, который продолжался до самой Гатчины. В котором Алина одержала победу. И в результате оказалась тринадцатой в моей группе.

Тринадцать! Дерьмо! Чертова дюжина! Проклятые несчастливые числа, которые порой приводят нас в Преисподнюю! Я, правда, не верил в то, что она существует. Так же, как не верил в дурные приметы. И, выезжая из Александровской, не обратил никакого внимания на девушку с двумя ведрами, которая дождалась, когда «мицубиси» пропылит мимо нее, перешла дорогу и направилась к водопроводной колонке.