Книга Монументальная пропаганда - Владимир Войнович

— Вот, — сказала она, подойдя к нему с чашкой, — видишь, все-таки дождались. Завтра тебя поставят на старое место, и это уже все, никто тебя оттуда не сдвинет.

Она посмотрела на него, но в его лице и фигуре никакого отношения к предстоящему событию не обнаружила. И вдруг подумала: а вдруг он не хочет туда? Там холод, сырость, голуби и возможны разные злоумышления. В каком-то городе взорвали уже памятник Николаю Второму. И этот могут взорвать. Еще подумала: отдам его им, а с кем останусь сама?

Одна в пустой квартире… Как это бывало и раньше, она в своих размышлениях упускала из виду то обстоятельство, что он не совсем живой. И мимолетно скользнула мысль: а что, если вовсе не отдавать? Эти люди отреклись от него, — думала она, забыв, что живет уже в другую эпоху, не тех, которые отрекались, — разве они заслужили право на него?

После чая стала готовиться ко сну. Постелила постель, включила телевизор. Местный канал подводил итоги выборов. Коммунисты одержали внушительную победу. Журналистка брала интервью у нового главы долговской администрации Александра Жердыка.

— Я считаю нашу победу естественной. Людям надоело жить в нищете и неопределенности. Они теперь видят воочию, что только коммунисты способны обеспечить им спокойную и достойную жизнь. А что касается меня лично, — с выражением печали добавил он, — то я не воспринимаю свою новую должность как источник каких-то льгот, преимуществ или чего-то такого. Для меня это будет тяжелый труд, повседневный и неблагодарный, но если мы любим наш народ, нашу Родину, то мы не имеем права уклоняться даже от самой трудной и неприятной работы.

После рекламной паузы пошел фильм из цикла «Наше старое кино». Фильм был, и правда, старый, черно-белый, о войне. «Секретарь райкома» с актерами Ваниным, Жаровым, Астанговым. Наивный, конечно, фильм, но идейно правильный. Вот ведь умели делать! И сюжет острый, и актеры хорошие, и идеологически выдержан. Может быть, прав Жердык. Все возвращается на свое место. Молодые люди смотрят эти фильмы, и что-то, наверное, западает им в душу. В конце концов начнут понимать, что прежнее поколение жило идеалами, не то что эти новые русские, у которых идеалы измеряются весом золотой цепи на толстой шее.

В комнате было тепло, пожалуй, даже жарко, но ее слегка знобило, и она натянула на себя ватное одеяло.

За окном опять светила луна, светила тихо и безмятежно, и так ярко, что можно было читать книгу. Аглая угрелась, и ей было хорошо. Она смотрела телевизор, поглядывала на луну и теперь видела отчетливо: брат режет брата. В телевизоре староста, служивший немцам и схваченный партизанами, стал кричать: «Я русский», а секретарь райкома ему сказал: «Ты предатель и для нас ты трижды немец, гад». Аглая пыталась следить за сюжетом, но мысли разные отвлекали. Она даже и не заметила, как этот фильм кончился и началась другая передача. В которой вдруг почему-то показали Валентину Жукову и попросили ее опознать. А почему ее надо опознавать, когда ее все и так знают? Аглая не поняла и, переключившись на другой канал, попала в передачу совершенно другого рода. Показывали зал, в котором сидели какие-то люди, на партизан совершенно не похожие, между ними ходила молодая женщина с микрофоном и задавала вопросы.

— Скажите, вот вы говорите, что разошлись с мужем, потому что он вас не удовлетворял сексуально. Это что значит: не удовлетворял? Он был импотент? У него не было эрекции?

— Нет, — отвечала спрашиваемая, — физически у него все было нормально. Но он просто не хотел понимать, что могут быть какие-то фантазии, не признавал никаких отклонений от того, что сам считал нормой.

— Ну, например?

— Ну, например, он был против анального секса, а когда я ему сказала, что хотела бы переспать с его другом, он вообще скандал поднял и даже позволил себе ударить меня. В конце концов я от него ушла и вышла за другого.

— И этот другой помогает вам осуществить ваши фантазии?

— Да, конечно.

— Он не запрещает вам переспать со своим другом?

— Не только не запрещает, но, наоборот, поощряет. Мы часто занимаемся групповым сексом.

— И вам нравится групповой секс?

— Очень.

— А что именно вам нравится в групповом сексе?

— Больше всего мне нравится двойной минет.

— Двойной минет? — подняла бровь ведущая. — Это что же?

— Два члена в рот.

— Вот как! Это в самом деле должно быть увлекательно. А тройной минет вы не пробовали?

Аглая не поленилась, слетела с кровати, подбежала к телевизору и стала плевать на экран, выкрикивая:

— Дура! Дура! Два члена в рот! Стрелять таких надо, стрелять!

Она дрожала от возмущения, плевалась и заплевала весь экран. Выключила телевизор. Легла. Долго не могла успокоиться. Что же это происходит? Неужели ради этих тунеядцев она, ее поколение жертвовали своим здоровьем и жизнью? Включила другой канал. Там, слава Богу, передавали что-то родное. Повторяли старый «Голубой огонек» с космонавтами, передовиками производства, мастерами слова и сцены. Поэт Роберт Рождественский, еще живой, читал стихи «про того парня». Людмила Зыкина, прижимая руку к груди, пела песню «Издалека долго течет река Волга».

Однажды Аглая плыла по Волге на пароходе. Это была плавучая межобластная партийная конференция. Плыли секретари обкомов, райкомов, партийные активисты и вместе с ними два члена Политбюро Каганович и Ворошилов. От этого путешествия в памяти осталось немного: бесконечные холмистые и лесистые берега, песня из кинофильма «Волга-Волга», щедрые столы в кают-компании, матросы, исполняющие танец «Яблочко», и Ворошилов, блюющий за борт. Два чекиста держали его при этом за локти, чтобы он не выпал. Один из них, заметив на палубе Аглаю, посмотрел на нее очень недружелюбно, и она поспешила немедленно исчезнуть. Вспомнив о Ворошилове, она стала думать о Сталине, Сталине, Ста… и тут же его увидела. Он спускался к ней с крутого противоположного берега, с кальсонами, повязанными вокруг головы вроде чалмы, тесемки трепетали на легком ветру. Она хотела сказать Сталину: осторожно, здесь круто, но увидела, что эта крутизна Сталину никак не угрожает — прыгая с камня на камень, он зависает на несколько секунд в воздухе и даже вроде бы парит, как птица, а потом опускается на следующий камень. Аглая сначала удивилась, как ему это удается, а потом сама попробовала и увидела, что она тоже может парить. Она поднялась невысоко, может быть, всего на вершок от земли, но, держась на этой высоте небольшим усилием воли, начала передвигаться навстречу Сталину и, приблизившись, сказала радостно: «Товарищ Сталин, вчера в нашем магазине давали крупу». На что Сталин ласково улыбнулся и сказал: «Когда я был маленьким, я любил ездить на паровозе „Иосиф Сталин“». Тут же он поднялся на ступеньку паровоза и, правой рукой держась за поручень, другую откинул и красивым голосом запел:

— Сердце красавицы склонно к измене…

Аглая немного удивилась, что товарищ Сталин поет такую странную некавказскую песню, и от удивления проснулась.