Книга Предательство Тристана - Роберт Ладлэм

Меткалф снова осмотрел себя в зеркале, и увиденное его впечатлило. Впрочем, он не хотел рисковать, он мог изменить себя еще сильнее, и он это сделал. Он вставил в рот ватные валики, поместив их между деснами верхней челюсти и щеками, что полностью изменило форму его лица. Последний штрих должны были явить собой специальные металлические шарики с просверленными сквозными отверстиями, предназначенные для того, чтобы вставлять их в ноздри – разработка Бюро стратегических служб. Эти вставки показались сначала очень холодными и неудобными, но они изменили форму его носа, сделали его толстым, более похожим на нос типичного русского крестьянина.

Снова взглянув в зеркало, Меткалф с трудом узнал себя. Посмотрев через щелку в двери кабинки, он удостоверился, что в помещении не осталось никого, кто видел бы, как он вошел. Быстро уложив свою американскую одежду и ботинки в чемодан, он вышел из кабинки и подошел к раковине умывальника, поставив чемодан рядом на полу. Он несколько минут мыл руки, а потом вышел из уборной, оставив там чемодан. Пройдет совсем немного времени, и какой-нибудь счастливый русский заметит чемодан без хозяина, решит украсть его и будет приятно удивлен, обнаружив там прекрасный костюм.

С хмурым видом Меткалф брел по галерее второго этажа. Он изменил походку, добавив небольшую хромоту, как будто одна нога у него была немного короче другой. Достигнув первого этажа, он был уверен, что никто за ним не следит. Он превратился в русского средних лет, ничем не отличающегося от миллионов других таких же в Москве. Никто не обратит на него ни малейшего внимания.

Рудольф фон Шюсслер был раздражен тем, что его оторвали от дел.

Чопорный, с непроницаемым лицом офицер разведки из Sicherheitsdienst сидел в его личном кабинете и задавал бесчисленные вопросы о любых людях, говорящих на английском языке, с которыми фон Шюсслеру, возможно, доводилось встречаться в Москве за несколько последних дней. У фон Шюсслера было слишком много собственных дел, чтобы он мог позволить себе тратить впустую время, отвечая на глупые вопросы полицейского, но посол попросил его пойти тому навстречу, и он, конечно, согласился. При всем самомнении фон Шюсслера он вовсе не хотел портить отношения с фон Шуленбургом.

– Возможно, – сказал человек из Sicherheitsdienst, – что один из этих людей опасный шпион.

Такое предположение показалось фон Шюсслеру чрезвычайно смешным, но он не подал виду.

– В этом городе очень много американцев и британцев, – надменно произнес он. – На мой взгляд, слишком много, если вам интересно мое мнение. На днях я разговаривал с одним таким. Я говорил с неким неприятным, жеманным дураком, этаким напыщенным денди, и не мог не подумать…

– Его имя? – грубо перебил человек из СД, впившись в лицо фон Шюсслера взглядом холодных серых глаз.

Фон Шюсслер искоса посмотрел на нежданного посетителя и медленно покачал головой.

– Не могу сейчас вспомнить. Но готов съесть мою шляпу, если он окажется опасным шпионом.

Человек из СД злорадно ухмыльнулся.

– Что ж, если наши подозрения подтвердятся, я напомню вам о вашем обещании.

«Какая вульгарность! – подумал фон Шюсслер. – Какая наглость!» Фон Шюсслеру этот человек казался на редкость неприятным, даже презренным. И все же было в нем нечто такое, от чего у него по коже бегали мурашки; и фон Шюсслер не мог понять почему. Это ощущение не было привычным, но и не казалось совершенно незнакомым. Фон Шюсслер попытался вспомнить, когда он мог его испытывать, и припомнил, как он, еще будучи подростком, забрался в одну из надворных построек фамильного замка невдалеке от Берлина. Да, именно так все и происходило: в строении было полутемно, в углах сгущались тени, и он наклонился, чтобы поднять валявшийся на полу моток веревки, и вдруг замер, скованный ощущением сильной тревоги. И только мгновением позже он сообразил, что чуть не схватил в темноте змею. Огромную свернувшуюся змею.

Вот что напомнил ему этот человек из Sicherheitsdienst.

Ядовитую змею.

Меткалф пришел на квартиру подруги Светланы на полчаса раньше назначенного времени, а Светлана опоздала на двадцать минут, но это время не было потрачено Стивеном впустую. Он перочинным ножом срезал водонепроницаемую целлофановую упаковку, вынул документы и внимательно просмотрел их. Они были безупречны. Грубая, не очень белая бумага ничуть не походила на ту, которую используют официальные учреждения на Западе. Все документы были отпечатаны на машинке; без всякого сомнения, это была подлинная советская пишущая машинка, по всей вероятности, такой же марки, как те, что находятся в Наркомате обороны. На всех красовалась официальная фиолетовая печать Наркомата, убедительно расплывшаяся после многих лет непрерывного использования. В нужных местах стояли штампы с днем и часом регистрации – от нескольких недель назад до сегодняшнего дня.

На некоторых бумагах даже имелась подпись советского наркома обороны. Часто попадались грифы «Совершенно секретно» и «Особой важности». Меткалф нисколько не сомневался, что в Берлине документы будут подвергнуты самой строгой экспертизе. Он также был уверен в том, что эту проверку они выдержат.

Но все же у него в голове промелькнула пугающая мысль о том, что, если в документах распознают фальшивку, то Лана будет убита. Но не НКВД, а нацистами.

Так что от качества бумаг зависел не только успех плана Корки. Это был вопрос жизни и смерти Ланы.

Первый лист в пачке был девственно чист, вероятно, для того, чтобы скрыть содержание бумаг от случайного взгляда курьеров. Просматривая документы, Меткалф все больше и больше изумлялся тому, насколько правдоподобными они казались, насколько были детализированными – и насколько они лживы. Корки несколько недель назад информировал его о Советских Вооруженных Силах, хотя тогда Меткалф, конечно же, не понимал, зачем это нужно.

– Россия – это гигантская мощь, – сказал тогда Корки. – Немцы не понимают этого.

– Ну как же! – насмешливо воскликнул Меткалф. – Немцы как раз это знают, иначе зачем бы Гитлер решил пойти на сделку со Сталиным? Фюрер признает только силу. Он не станет разводить церемонии со слабаками.

Корки улыбнулся.

– Правильно. Но не путайте то, что немцы думают, с тем, что они знают.

Теперь, читая документы, Меткалф понял ту иллюзию, которую стремился создать Корки, великий иллюзионист. Это походило на картины пуантилиста Жоржа Сера, скажем, «Гран Жатт»: если стоишь слишком близко, то видишь только причудливо разбросанные разноцветные пятнышки краски. Чтобы разглядеть и прочувствовать изображение, нужно отойти от холста на изрядное расстояние.

Любой, кому доведется внимательно прочесть эти документы, вскоре понял бы, насколько слаба Красная Армия. Этот портрет был абсолютно убедителен благодаря множеству мелких и точных деталей. Там были данные о материально-технической базе, служебные записки, которыми обменивались народный комиссар обороны маршал С. К. Тимошенко и начальник Генерального штаба K. A. Мерецков, рапорты, подписанные множеством менее значительных чиновников, перечни, заявки – куча документов, позволяющих увидеть глиняные ноги колосса.