Книга Останкино 2067 - Виталий Сертаков

За первым же поворотом к нам спереди и сзади пристроились два джипа. Благодаря Марине Симак мы пронеслись над городом по выделенной правительственной полосе.

В восемь тридцать три операция вступила в третью фазу. Мы вырулили на служебный аэродром МВД, здесь ждали три воздушных такси дальнего радиуса. Только теперь я понял, как далека была моя клиника от столицы. Нас тут же окружила маленькая армия, состоящая из офицеров Управления. Дверца ближайшей машины откинулась; внутри, с папиросой наперевес, сидела Ксана Арсенова. Этого я никак не мог предугадать.

Мы взлетели.

Костадис тут же распечатал сигару, со вкусом раскурил и выпустил дым в потолок.

– Как себя чувствуете? – проявила вдруг участие Симак. – Колени больше не болят?

– Пока нет.

– Ходите свободно?

Я поднялся и продемонстрировал самую изящную походку, на какую был способен. Колени болели, болел затылок, кололо в груди, хотелось сморгнуть. Зеркало отразило четыре пары глаз, напряженно наблюдавших за моими передвижениями.

Костадис окружил себя дымовой завесой и стал похож на хитрого шпиона.

– Чему смеетесь? – сверкнул ослепительными резцами Ласкавый. – И не виляйте задницей, Сибиренко никогда так не ходит.

Никто, кроме Тео, не засмеялся, нервы были натянуты до предела. Пилот сообщил, что через пятнадцать минут посадка. Лимузин будет подан в аэропорт.

– Я не смеюсь, я улыбаюсь!

– А мне его задница больше нравится, – подала голос Ксана.

– А тебя никто не просил сравнивать! – обиделся я.

– У нас не больше получаса. – Марина Симак щелкнула застежкой ридикюля. – Лев Петрович, еще раз пройдемся по списку приглашенных.

Я дисциплинированно плюхнулся в кресло, а Ласкавый воткнул чип. Салон погрузился в сумрак, затем вокруг засверкали парадные огни Кремлевского дворца, зал наполнился народом. Шорох платьев, приглушенные разговоры, строго отмеренные улыбки.

– Поехали, – махнул из своего угла Костадис. – Высокий слева?

– Министр связи Кочергин Сергей Олегович, – отозвался я. – Недоброжелатель.

– Рядом с ним?

– Хасанов, мой заместитель.

– Женщина в желтом, с бокалом?

– Замглавы администрации, Яценко Лидия… Состоит в комитете вместе с моей женой.

– Прямо, за столиком, бородатый?

– Директор по связям «Газпрома», – отрапортовал я. – Охотились с ним прошлым летом на Байкале.

– На сцене, третий слева, с бумагами?

– Посол Венгрии, не знакомы.

– Девушка с открытым скрином?

– Супруга губернатора Ярославской области. Виделись один раз на приеме в прошлом году.

Зажегся свет. Тео не скрывал восхищения.

– С ума сойти! Я бы в жизни такую толпу не упомнил! Ну и память у тебя, парень!

– На «вы»! – коротко поправила Симак.

– Чего?

– Я напоминаю всем, что обращаться – только на «вы»!

– Да, да, конечно, – закивал грек. – Это я так, по старой памяти!

– По старой памяти, Тео, ты всех нас угробишь! – Марина здорово психовала.

– Ну что, с Богом? – Ласкавый поднял рюмку. – А я в вас верю, что бы мне ни говорили! – Он привстал и первым со мной чокнулся. – Марина, он мне сразу понравился, еще когда приперся в бунгало! Я себе сразу сказал, что такого честного парня днем с огнем не найти!

– Петя, а кто тебе вообще не нравится? Ты у нас вечно самый восхищенный. – Симак подошла вплотную, поправила мне заколку в галстуке. – Ладно, оставляю его вам. Будем надеяться, что мы все предусмотрели.

Такси мягко опустилось на бетонку. Мы выпили. Водка стоимостью сотню евриков за бутылку пилась удивительно легко. На запястье Симак заморгал вызов, к остывающим дюзам такси первой подкатила ее служебная «Волга». Лимузин для господина Сибиренко тянулся в бесконечность, как белая гусеница. Шофер в кремовой ливрее вышел со щеткой и принялся надраивать фары.

– Успели вовремя, – пробормотал Ласкавый. – Теперь они точно будут думать, что кто-то специально грохнул Полонского. Если не догадаются проверить ДНК.

– Все никогда не предусмотреть, – не очень к месту заметил я.

Трое моих создателей застыли вокруг бутылки.

– Что вы хотите этим сказать? – ледяным тоном осведомилась Мария.

– Лев Петрович, вы нас не пугайте, – показал зубы Костадис.

Ксана до боли вцепилась мне в ладонь, я вырвал руку.

– Вы сами знаете. – Я выдержал их свинцовые взгляды. – Вы только что убили настоящего Сибиренко. Вы убили несколько агентов, чтобы замести следы.

– Сибиренко убрали не мы, – напомнила Симак. – Он был обречен с того момента, когда показал им зубы.

– Януш, вы дали согласие два месяца назад! – запыхтел Костадис. – Что случилось? Не пугайте меня…

– Совесть проснулась? – сделал испуганные глаза Ласкавый. – Вы не забыли, что нам готовил ваш прототип? Если вы сойдете с дистанции, нам конец.

Симак замолчала. Она, как всегда, была самым опасным соратником.

– Вы прекрасно знаете, что я не отступлюсь, и совесть тут ни при чем, – отчеканил я. – Завтра я официально заявлю на всю страну, что выхожу из партии и отказываюсь от борьбы за власть. Я честно расскажу, что такое «Щербет» и что такое будет «Косхалва». Если они не пристрелят меня в Кремле, возможно, есть шанс прожить еще пару дней. Лишь бы вы не отступились и поддержали меня, когда миллионы граждан потребуют «Косхалву».

– Уже сегодня все члены Кабинета получат мою докладную, – подтвердила Марина. – Но как они поступят, я не могу прогнозировать.

– Послезавтра у меня большой концерт в Лужниках. – Ласкавый мечтательно возвел глаза. – Я не возьму ни одной ноты, пока не расскажу все, что знаю. Возможно, это будет мой последний концерт…

– Только в том случае, если мы проиграем, но так думать нельзя! – фыркнул Костадис. – Лев Петрович, сразу же после вашего выступления я запущу его по всем своим сетям и выступлю сам. Кроме того, мне дадут эфир третий и одиннадцатый каналы.

– Вы не вывели Полонского из чужого стрима, я практически ворую время его жизни, – напомнил я. – Он все еще капитан милиции, бывший следователь и… – Я сглотнул: – И муж этой женщины.

Я показал на Ксану пальцем, стараясь не встречаться с ней взглядом.

– Господин Сибиренко, мы сто раз с вами об этом говорили. – Марина Симак старалась держать себя в руках. – Мне даже неловко вас хвалить за мужество и патриотизм, поскольку эти качества…

– Искусственные, – подсказал Костадис.

– Плохи наши дела, если эти качества остались только в искусственном виде, – усмехнулся я.