Книга Крест и корона - Нэнси Бильо

— Конечно нет. Я просто проанализировал все, что знаю, в том числе и то, что сумел подслушать. Монастырю дали отсрочку до весны. Если к тому времени нужный королевским уполномоченным предмет найдется, они пощадят Дартфорд. Если нет — разберут его по кирпичику.

— Только не это, — простонала я.

— Но если ни сестра Джоанна, ни уполномоченные не смогли найти эту вещь, то как это удастся сделать настоятельнице? — спросил брат Эдмунд.

— Настоятельницу нельзя недооценивать, — мрачно сказал брат Ричмонд. — Ах, эта женщина — она для меня хуже чумы. — Он устало потер виски. — В ней сочетаются в равной мере полная неспособность принимать правильные решения и незаурядный ум. Очень опасная комбинация. Настоятельница верит: если отдать Лейтону и Лефу то, что им нужно, можно спасти монастырь.

— Спасти? — воскликнула я. — Но Дартфордский монастырь как раз и был построен для того, чтобы спрятать… ну, то, что они ищут. Если настоятельница найдет эту вещь, не зная, какой силой она обладает… — Мой голос замер — я почувствовала, как сверлит меня глазами брат Ричард.

— Если бы я только знал, что именно тут все ищут, это стало бы мне грандиозным подспорьем, — сказал он. — Но Гардинер предпочел об этом умолчать.

Теперь оба брата в мрачном ожидании уставились на меня.

— Я не должна никому этого говорить! — воскликнула я. — Я обещала одному человеку, великому человеку, что никогда и ни при каких обстоятельствах не выдам тайну Дартфордского монастыря. И епископу Гардинеру я сказала об этом только под давлением, которому не могла воспротивиться. А он запретил мне беседовать с вами на эту тему.

Брат Ричард с мученическим выражением на лице отвернулся.

— Епископ в силу своей подозрительности сеет между нами вражду, — тихо сказал брат Эдмунд. — Если бы мы могли действовать заодно, то добились бы большего успеха, но епископ Гардинер опасается силы единства, которая происходит из знания. Он держит сестру Джоанну в таких тисках страха, что только ей и смог доверить эту тайну. Но даже она наполовину пребывает в неведении.

Брат Ричард кивнул. Он поднял лицо к ноябрьскому солнцу и прикрыл глаза, словно размышляя. В ярком свете я увидела в его волосах седину, которой не замечала прежде.

— Епископ Гардинер ошибается, — объявил он, не открывая глаз.

Мы с братом Эдмундом испуганно переглянулись.

— Варварская политика двора извратила его представление о человечестве. — Брат Ричард открыл глаза. — Времени осталось очень мало. Речь идет не о спасении наших домов, нашего образа жизни. Эти монастыри — они всего лишь камни, строительный раствор и стекло. То, что можно разобрать на части, может быть восстановлено. Те, кто был изгнан, могут собраться снова. Святой Доминик ходил среди людей босым, неся слово Господне, он спал ночами на земле и почти ничего не ел. Нет, что гораздо хуже, уничтожается сама душа Англии. Крепчают самые темные силы, они сеют невежество, боль и разрушение. Все, что было создано здесь, в нашем островном королевстве, все наши труды, мудрость и красота нашей святой Церкви — все это на грани уничтожения.

Сердце колотилось у меня в груди. Да, если бы все вернуть на свои места, то брат Ричард должен был бы наставлять других доминиканцев на служение Господу. Он обладал истинным даром, даром вдохновения.

— Епископ Гардинер считает, что в Дартфордском монастыре что-то спрятано, — продолжил он, — некое сокровище, которое, попав в правильные руки, могло бы остановить уничтожение монастырей.

— Но каким образом? — спросил брат Эдмунд.

— Мы этого не поймем, пока не узнаем, о чем идет речь. Как тебе известно, нас отправили сюда, потому что эта вещь существует. Именно по этой причине сюда и приехали уполномоченные короля, воспользовавшись в качестве предлога убийством лорда Честера. Мы трое должны объединить свои усилия, чтобы добиться той цели, достичь которой превыше всего желает и сам епископ Гардинер. Пока что никто еще не смог остановить Генриха Тюдора. Сестра Элизабет Бартон, кентская монахиня, пророчествовала, предсказывая несчастья в случае развода короля, и была за это повешена. Кардинал Фишер и сэр Томас Мор отказались под присягой признать Акт о супрематии и были казнены. Они умерли мучениками, их почитают во всем христианском мире, но это не остановило короля, решившего возглавить Церковь. Отказывались присягать и другие, и они были подвергнуты пыткам, все эти несчастные настоятели, монахи и священники. Все это не имело для короля ровно никакого значения. Весь север Англии взбунтовался, требуя восстановления монастырей и дней святых. Мятежники протестовали против власти Кромвеля, но их армия была разбита, а вожди казнены самым жесточайшим образом.

Я подумала о Маргарет, и воспоминание болью отдалось в моем сердце.

— Но я никак не могу найти это, — прошептала я. — Я пыталась, я старалась изо всех сил. Но у меня ничего не получается.

— Позвольте, мы поможем вам, — попросил брат Эдмунд. — Сестра Джоанна, пожалуйста, доверьтесь нам. Скажите, что вы ищете, и мы вам поможем.

Его простые слова тронули меня. Но я не могла сказать им про корону Этельстана. Слишком рискованно: речь ведь шла не просто о моей безопасности, но о жизни моего отца. Мне хотелось, чтобы они оба это поняли.

Мучительное молчание повисло в воздухе. Птицы перестали чирикать, только ветер шелестел в деревьях. Я вся насквозь продрогла.

Брат Эдмунд откашлялся:

— Мы уже долго отсутствуем в монастыре. Пора возвращаться.

— Мы сейчас вернемся, брат, дай мне еще несколько минут, — сказал брат Ричард. — Я приехал сюда, пообещав помочь епископу Гардинеру в его поисках. Мы знаем, что сестру Джоанну направляли любовь к отцу и страх за его жизнь.

Я удивленно вздрогнула. Я и не предполагала, что он способен на такое понимание.

Брат Ричард кивнул:

— Да, сестра Джоанна, я скорблю, что с вами так бесчеловечно обращались в Тауэре. Жестокие времена вызвали к жизни худшие качества в епископе Гардинере. Хотя оправдания варварства выдумывались еще с незапамятных времен.

— Я благодарю вас за ваши слова, — сказала я.

Он повернулся к брату Эдмунду:

— Теперь что касается тебя. Почему Гардинер выбрал тебя? Я должен знать хотя бы это.

Брат Эдмунд поморщился.

— Как и с тобой, епископ взывал не к лучшим моим инстинктам, — сердито произнес он. — Хотя мой случай, пожалуй, ближе к истории сестры Джоанны.

— В любом случае пора рассказать об этом, — произнес брат Ричард спокойно, но в его тоне послышалась повелительная нотка.

На лице брата Эдмунда появилось затравленное выражение.

— Ты только что говорил о признании под присягой Акта о супрематии. О тех, кто отказался присягать и принял мученичество. Я тоже не хотел присягать — не хотел предавать его святейшество и клясться в преданности королю Генриху Восьмому, человеку, одержимому низменной страстью к своей прислужнице. — Он прикусил губу. — Но я боялся. Я молил Господа даровать мне мужество, но Господь не отвечал на мои молитвы. Я знал о монахах Чартерхауса.[32]Мысль о том, что меня казнят как государственного изменника, была мне невыносима. Ты знаешь эту их излюбленную манеру: сначала повесят, потом снимут полуживого и станут потрошить так, чтобы несчастный подольше страдал от нестерпимой боли.