Книга Ратные подвиги простаков - Андрей Никитович Новиков

аналогичные «Центроколмассу», могут объединяться в единый всесоюзный «Центроколмасс», если они на это выявят добровольное согласие».

Выступавший инструктор Семичев нашел, что параграф, прочитанный Сомицким, является в принципе правильным, однако подлежит точному уточнению: отсутствие законного оформления, как предела юридических норм, не может носить зачатков закономерности.

Семичеву возразил Прутиков, выставивший основательные мотивы «де-факто».

— Де-юре в нашем государстве второстепенная вещь, — сказал он.

Однако, по мнению Столбика, Прутиков был неправ.

— Де-факто имеет значение, конечно, — сказал Прутиков. — Но не меньшее значение имеет и де-юре, и нельзя умалять его достоинства. Бумага, скрепленная печатью, оплаченная гербовым сбором, хотя и не является одушевленным предметом, однако имеет большее право на жизнь.

В конце заседания выступил Егор Петрович. Он рассказал сказку об отце, предложившем сыновьям сломать веник.

— Вот, — заключил он, — целиком веника никакая сила не сломает, а поодиночке прутики — чик и готово.

Простая мудрость, высказанная Егором Петровичем, понравилась Родиону Степановичу, и его выступлением он закрыл совещание, оборвав его, как полагал, на самом сильном месте, чтобы осталось впечатление.

«Незначительный мужичонко, а всегда нужен при ударе», — думал Родион Степанович по поводу рассказа о венике, идя вечером домой.

Напившись чаю, Родион Степанович сел за письменный стол, дабы разработать «проект плана по превращению «Центроколмасса» из учреждения российского значения в «Центроколмасс» всесоюзного масштаба».

«…Углубить и расширить работу», — начал Родион Степанович с абзаца и приостановился, подняв голову.

«Что значит — углубить? — подумал он. — Я наглядно этого углубления не представляю. Можно яму сделать глубокой, река, море могут быть глубокими, но как же, в самом деле, углубить работу в учреждении? Еще вширь, я понимаю, — всесоюзный охват. Нет, зачеркну я магическое слово «углубить».

Но припомнив, что комиссия рабоче-крестьянской инспекции предложила именно работу «углубить», Родион Степанович этих слов не вычеркнул и продолжал писать.

Значение слова «аппарат» Родион Степанович уяснил точно и сейчас же себе представил пятиэтажное здание «Центроколмасса». Оно вырисовывалось на чистом фоне крупным планом, и сотни нитей связывали его со срединными звеньями. Затем срединные звенья связывались со «звеньями низовыми», опутавши все пространство паутиной проволоки, как это делается на схемах.

«Но где же пунктир, обозначающий косвенное влияние?» — подумал Родион Степанович и, путаясь воображением в нитях, связывающих между собой срединные звенья с низовыми, с испуга закричал вслух:

— Боже мой! Да это проволочные заграждения!

— Что с тобой? — спросила жена, не отрываясь от работы, а Родион Степанович, опамятовавшись, продолжал писать:

«Аппарат «Центроколмасса» по своей структуре, подбору работников и размаху перерос эресефесерское значение и может управлять не только во всесоюзном масштабе, но и в общеевропейском, если вовремя подоспеет революция.

«В чем же заключается сила аппарата?» — продолжал Родион Степанович писать и снова остановился, чтобы обдумать, в чем же, в самом деле, сила аппарата.

«Сила заключается в условном понимании линии, связывающей центр с местами путем переписки и живого общения.

Простой бумажки достаточно, чтобы организовать и подчинить волю сильных людей. В варварские времена шли целые вооруженные полчища, чтобы подчинить чужую волю своей силе. Убивали тысячи людей, уничтожали пожарищем целые селения и истребляли питательные злаки человеческой услады».

Выйдя из обычной колеи официального доклада, Родион Степанович продолжал философствовать:

«Ныне нет того варварского обычая — он истреблен величайшим актом цивилизации, совершившейся в силу революционных завоеваний. Чего же проще и нагляднее: здесь, в столице, на эластичной пишущей машинке прелестными руками пишется под диктовку или же с черновика циркуляр, разъясняющий значение и цели. Лист вкладывается в конверт, относится на почту, с почты — на железную дорогу. Адресат читает и выполняет волю, предначертанную центром. Это ли не великий акт цивилизации?

Но этого мало. Ныне к услугам людей появилось радио. В сотую секунды по необъятной планете расходятся радиусом столичные звуки непосредственно в толщу масс и воспринимаются ими как руководство. Исчез тот хаос впечатлений, разносимых по селам разными кумушками и прочими любителями всевозможных сплетен».

На этом месте Родион Степанович остановился и подумал о том, является ли в самом деле радио достижением техники и целесообразно ли им пользоваться в административных целях?

— Нет! — решительно отверг он. — Радио воспринимается на слух, а циркуляры должны быть не только запоминаемыми, но и зримыми. По радио нельзя передать справки, ибо печать не приложишь к эфирному пространству. — И Родион Степанович вычеркнул слова, упоминающие о радио как о культурном достижении.

«Когда будет усовершенствована передача снимков на расстояние — тогда — да», — подумал он и успокоился окончательно.

Оставив незаконченной философскую запись, Родион Степанович стал размышлять о практическом проведении намечаемого плана.

«А если Совнарком не разрешит?» — вдруг опять всплыл неожиданно вопрос.

Обмозговав все до тонкостей, каким образом обдурить Совнарком и планирующие органы, Родион Степанович стал придумывать, как перехитрить самостийных украинцев.

«Предварительно наметить съезд «Всеуколмасса», а на съезде выпустить тяжелую «артиллерию». В качестве «тяжелой артиллерии» он выдвигал себя и Егора Петровича. Мысль о выдвижении Егора Петровича очень понравилась Родиону Степановичу. «Мужчина плотный, бородой внушительный — может простым словом лучше убедить, чем теоретическими доводами».

И вот Родиону Степановичу кажется, что Егор Петрович выступает на всеукраинском съезде. Голос его мощен и зычен. Он снова говорит об отце, повелевшем сломать веник.

Родиону Степановичу уже кажется, что отец развязал веник и дает сыновьям отдельные прутики. Прутики трещат, ломаются. Речь Егора Петровича так убедительна, что зал дрожит от аплодисментов. Самостийные украинцы побеждены. Урррааа!

По вдруг на трибуну поднимается Савченко — выдвиженец-украинец. Его самостийность обнаруживается с полуслова и производит дурное впечатление.

— Та чого цей дид бачив? — говорит Савченко на украинском языке, обращаясь взором к Егору Петровичу. — Може той виник був сухий, от жвачины переломилися. А мы лозы наломаемо свижой. От такий жвачин хай кто попробуе сломать. Ваша жвачина суха, як бюрократ, а наша тоненька та гнута, як дивчина у семнадцать рик!

— Пропало дело! — крикнул Родион Степанович, напугав жену.

— Ты что? — оглянулась она и снова уткнулась в собственную работу.

— Так! — ответил он и решил оставить временно писание проекта, дабы осветить предварительно вопрос в прессе в порядке дискуссии. И, зачеркнув весь написанный текст, Родион Степанович, желая вложить глубокий смысл, начал писать статью и вывел заголовок: «Углубленное углубление».

НА ПОДНОЖНЫХ КОРМАХ

Наша жизнь — терпелива, как дратва: ее наващивают прежде чем протащить сквозь узкую щель.

Я. Раков — мыслитель восьмидесятых годов

Что нового произошло в жизни Егора Петровича? — На «новый год», когда были подведены некоторые итоги и скромный центроколмассовский журналист орготдела, открывая новый исходящий журнал, поставил единицу, как порядковый нумер, — деятельности Егора Петровича на