Книга Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце - Вероника Лесневская

беру с заднего сиденья два больших пакета с мягкими игрушками для лапочек и тяжелый, шикарный букет цветов для «старшенькой». Не помешал бы торт в честь знаменательного события, но мысль о нем я отсек сразу же. Во-первых, сложно найти такой, что не вызовет аллергии ни у одной из трех моих девочек, а во-вторых… для Веры это сродни измене. Мы должны есть сладости, приготовленные исключительно ее руками. Наверняка привороты делает, ведьма… Потому что я серьезно влип. Иначе не шагал бы так бодро к крыльцу с улыбкой на лице и кольцом в кармане.

- Лапочки, зовите маму, - обнимаю радостных дочек и нашептываю им дальнейшие «инструкции». Сегодня мне остро необходимы союзники.

- У нас какой-то праздник, Кость? – показывается из-за угла Вера. Настороженно изучает меня, неторопливо приближается к нам. Замечаю в ее руках телефон, которой она нервно крутит по пути.

- Надеюсь, что да. Вера… - обрываю речь и хмурюсь, спотыкаясь о расстроенное выражение ее лица. - Тебя опять эта гнида донимает звонками? Клянусь, я ему руки повыдергиваю, чтобы телефон нечем было брать, - завожусь с полуоборота, как только вспоминаю о ее настырном бывшем.

- О-о-о, а как это? – заинтересованно тянет Маша, вырывая меня из пучины слепого гнева в реальность.

- Что такое… книга… Нет… двига, - пытается повторить мое ругательство Ксюша.

- Солнышки, а что вам там папочка принес? Ух, как интересно, – мастерски отвлекает двойняшек Вера. Она быстро научилась общаться с ними, будто не было стольких лет разлуки, и теперь даже меня поучает. - Отнесите свои подарки в детскую и откройте там, хорошо?

Чмокнув обеих в щечки, Вера с милой улыбкой наблюдает, как они смешно тащат пакеты по полу, спорят по дороге о чем-то, заглядывают друг к другу, чтобы убедиться, что я никого из них не обделил. Как только дверь за малышками закрывается, а их голоса становятся тише, я поворачиваюсь к моей фурии, которая подозрительно молчит.

- Ну и? Что на этот раз Пономарев вычудил? Хамил, гадости предлагал? – разгоняюсь, как взбесившаяся центрифуга.

- Нет же! – Вера смеется, укладывая ладони мне на плечи. Успокаивающе поглаживает и массирует. - Остынь, тиран и ревнивец. Женя не заявлял о себе после суда. Видимо, смирился. Или предписание не приближаться ко мне возымело эффект. Это не он.

- А кто? – не сдаюсь ее чарам, хотя уже на грани. Однако сначала я должен выяснить правду.

- Аля… Его любовница, - опускает грустный взгляд, перебирает пальчиками пуговицы моей рубашки. – Она почему-то решила, что Женя вернулся ко мне и мы опять вместе. Слезно просила «вернуть ребенку отца», - цитирует ее слова. – Представляешь, он отправил ее в деревню к родителям – и после этого ни разу не навещал. Просто наигрался и бросил. Даже малыш его не остановил. Ему плевать!

- Она знала, на что идет, когда подкладывалась под женатого, - грубо комментирую. – Но я рад, что так вышло. Эта Аля освободила тебя от Пономарева… Для меня, - произношу тише и ласкаю ее взглядом.

С каждым днем Вера становится красивее. Будто меняется, превращаясь из дикой в домашнюю кошку. Правда, непредсказуемую: она то царапается, то фырчит, то вдруг мурлычет и ластится.

- Я тоже рада, - скользит ладонями вверх по моей груди, обнимает меня за шею, тянется к губам. Замирает в паре миллиметров, словно дразнит. – Так что за повод? – играет бровками, кивает на цветы и коробки с едва заметным логотипом ювелирного завода, оставленные мной на тумбе.

Усмехнувшись, целую хитрую лису в нос – и вручаю ей букет. Пока она зарывается в него, прикрывая глаза и вдыхая аромат, я открываю подарок побольше и… безобиднее. Ко второму надо морально подготовиться.

- Это очень красиво, - выдыхает Вера, невесомо касаясь пальчиками изумрудного колье. Но тут же одергивает руку и щурится недоверчиво. – Так, Воскресенский! Ты ведь не заглаживаешь какую-то вину, о которой я не знаю?

- Нет, - прыскаю от смеха.

Убрав огненно-рыжие локоны на одно плечо, я застегиваю украшение на тонкой шее. Как бы невзначай провожу костяшками по декольте, очерчиваю верх пышной груди. Все в Вере стало еще соблазнительнее. Каждая округлость, каждый изгиб, каждая черточка.

Что она делает с собой? Или со мной? С нами…

- Тогда что это все значит? – не унимается, доправшивая меня с особым пристрастием.

- Я тебя замуж зову, - щелкаю крышечкой главной коробочки, внутри которой лежит кольцо с большим изумрудом в обрамлении россыпи бриллиантов. – Обручалки тоже купил, но мы можем их заменить, если тебе не понравятся.

Вера прекращает дышать, впиваясь взглядом в кольцо, и бледнеет.

- Нет, - отшатывается от меня, как от прокаженного. – Нет, - повторяет громче, с оттенком испуга, и уверенно смотрит мне в глаза. – Нет, нет и еще раз нет.

Отрицательно качает головой и сбегает от меня на кухню, ничего не объяснив.

Все это напоминает ситуацию после нашего первого секса. Но если тогда я сообразил, что к чему и чем вызвано ее поведение, то сейчас нервы на пределе.

- Не понял…

Сжав коробку в руке, шагаю следом. Нахожу Веру у раковины. Наполняет водой вазу, чтобы поставить цветы, как будто это единственное, что ее сейчас интересует.

Приближаюсь сзади, обняв ведьму и скользнув ладонями к животику. Наклоняюсь к ее волосам, вдыхаю сладкий запах ванили.

- Вера? – шепчу сквозь шум воды и, потянувшись, закрываю кран.

- Даже не думай, Костя! – развернувшись, она грозит мне пальцем. – Вот зачем ты? У нас ведь все так хорошо было, - тянет обреченно.

- Станет еще лучше, - обхватываю ее за талию, фиксирую, чтобы не вздумала улизнуть. - Вера, ты же все равно моя. Наша с лапочками, - веду носом по ее горячей щеке.

У нее скачет не только настроение, но и температура. Еще давление шалит, едва не доводя ее до обморока. Меняются пристрастия в еде и… сексе. Если я все понимаю правильно, то… с браком нам бы поторопиться. Осталось уговорить упрямую Веру.

- У меня был такой тяжелый развод, - жалуется, зато больше не вырывается из моих объятий. – Я чуть не потеряла все. Я не хочу опять проходить через это. Стоит лишь представить, что ты со своими возможностями можешь со мной сделать в случае развода, меня заранее трясти начинает. Ты же уничтожишь меня, если…

- Никаких «если»,