Книга Тяжесть венца - Симона Вилар

Однако у нее хватало своих забот. Она приняла в Кросби-Холле детей Кларенсов. Ее племянница Маргарет оказалась очаровательной шестнадцатилетней девушкой, а Эдуард – толстым губастым подростком с вьющимися колечками золотыми волосами ее сестры и зелеными глазами Невилей. Оба поглядывали на тетушку с недоверием. Эдуард никогда ее не видел, так как родился, когда его отец держал ее в подземелье, и долгие годы считал тетку умершей, Маргарет же была еще ребенком, когда Анна в последний раз играла с нею в особняке Савой. И тем не менее Анне было хорошо с ними, они были ее родня, юные и еще невинные, – мечтательная Маргарет и серьезный молчун Эдуард. Герцогиня понимала, почему Дебора так привязана к ним, а баронесса, в свою очередь, видя, с какой теплотой отнеслась к ее любимцам Анна, тоже оттаяла, и они, как в былые годы, засиделись допоздна в покоях Анны. Ей давно хотелось выговориться, а после того, как Уильям Херберт, ревнуя ее к Бэкингему, отдалился от нее, вокруг Анны образовалась пустота.

– Тебе известно, что сегодня произошло в Лондоне? – спросила Анна баронессу, когда они уже собирались ложиться. Дебора согласно кивнула, и глаза ее сверкнули злорадством.

– Перед собором святого Павла проповедник Ральф Шоу, родной брат мэра Лондона, которому покровительствует ваш муж, миледи, пытался растолковать, почему Эдуард Уэльский не может быть королем Англии, а Ричард Глостер – сущая находка на престоле для добрых англичан. Однако сколько он ни старался – народ встретил его молчанием.

Совсем иначе объяснил эту неудачу Анне герцог Бэкингем.

– Во всем виноват чертов поп Ральф Шоу. Он, видите ли, слишком увлекся примерами из Ветхого завета. Да и проповедь его называлась, как одна из Соломоновых притч – «Прелюбодейные поросли не дадут корней в глубину». Старый дурак, болтливый осел. Ему ведь было сказано, что ровно через два часа, как последний раз ударят Angelus, мы с Ричардом появимся на площади, и за эти два часа он должен был довести толпу до полного восторга – всем известно, как ловко ему это удается. И вот – силы небесные, вы только представьте, Анна! – этот преподобный богослов так погряз в священной истории, что два часа кряду попусту промолол языком, так что, когда мы прибыли, он, словно спохватившись, вдруг понес какую-то чушь насчет того, что Сесилия Йоркская спала с кем попало, ее сыновья Эдуард и Джордж просто бастарды, а единственное ее законнорожденное дитя – младший сын Ричард, который один достоин быть королем. И как после всего этого народ поглядел на нас? Клянусь святым Петром, я еще ни разу в жизни так не садился в лужу!

Несмотря на то что Генри Стаффорд был крайне возбужден, он послушно подставил руки, с которых Анна скатывала в клубок пряжу. Они сидели у открытого окна и слушали, как в саду Кросби-Холла щебетали птицы. Вернее, слушала только Анна. Бэкингем вскоре впал в задумчивость, стал мрачен и даже не вступал с герцогиней, как это повелось в последнее время, в легкую словесную перепалку.

Анне стало скучно. Она вздохнула. Это вывело из оцепенения Генри Стаффорда.

– Простите, миледи. Я понимаю, что все эти вещи вовсе не для дам.

– Отчего же, милорд? Или я настолько глупа, чтобы не понять, что план Ричарда готов рухнуть в любой момент и даже звание лорда-протектора может уплыть из его рук.

– Но вас это, кажется, не огорчает?

– А почему это так огорчает вас? Что вам за польза, если Ричард станет королем?

– О Господи! Я верну наконец принадлежащие мне по закону земли Богенов, я обрету титулы, почести, огромную власть. Кем я был бы при Вудвилях? Супругом одной из них. Ричард – мой давний друг, и у него есть то, чем не обладает ни один из Вудвилей – дар правителя. Разве вы, живя с ним на Севере Англии, не убедились в этом воочию? Клянусь Всевышним, я сделаю все, чтобы помочь Ричарду получить трон.

«Как он красив!» – подумала Анна, почти не слушая его. Бэкингем был первым, кто волновал ее сердце после смерти Филипа. Но она видела, как он слепо доверяет Глостеру, и ее охватывала грусть.

– Так вы хотите стать новым Делателем Королей?

Бэкингем улыбнулся ее словам – в этой улыбке была дерзость.

– И я им стану! Я сделаю вашего мужа королем Англии. К тому же у нас с Ричардом с того времени, когда мы везли принца в Лондон, рыцарское соглашение: если Ричард взойдет на престол при моей помощи – мы обручим вашего малолетнего сына и мою дочь. Надеюсь, вы не будете возражать, Анна, против того, чтобы породниться со мной?

Анна слегка улыбнулась.

– Я и не знала, что у вас родилась дочь.

– Три года назад, когда я все еще тосковал о зеленоглазой фее из Ридсдейла. Я назвал ее в вашу честь – Анной. И люблю ее, может статься, даже больше, чем своего первенца. Могу ли я не попытаться сделать свою девочку королевой?

Анне вдруг стало грустно. История повторяется. Но она еще не забыла, как истинный Делатель Королей разбился об утес своего честолюбия, и понимала, что ее супруг вовсе не тот человек, который будет терпеть подле себя нового Уорвика. Но прислушается ли к ней Генри Стаффорд, если она напомнит, как печально окончилась жизнь ее отца?

А уже на следующий день Генри Стаффорд сделал то, что обещал, и исправил ошибку Ральфа Шоу. Он устроил в огромном зале Гилдхолла роскошный банкет, пригласив туда лордов и рыцарей, а также мэра Лондона, олдерменов и членов наиболее крупных ремесленных и торговых общин города. Немного вина, изысканные закуски, приятная беседа, и, когда установилась легкая, непринужденная атмосфера и обаяние Генри Стаффорда подействовало на всех подкупающе, он занял место на возвышении в восточном конце зала. Помещение было весьма обширно, но, когда герцог заговорил, голос его под высоким сводом звучал как колокол. Его слышали все и внимали ему как зачарованные. А он говорил дружественно, но вместе с тем властно и последовательно о том, что Ричард Глостер – единственный ничем не запятнавший себя из Йорков, не проигравший ни одной битвы, достойнейший из всех сыновей Ричарда Белой Розы; и о том, что еще при Ланкастерах Сесилия Йоркская объявила Эдуарда бастардом, а его верный союзник Карл Смелый даже называл его Эдуардом Блейборном; напомнил Бэкингем и о недостойных изменах Кларенса, и о парламентском осуждении его и его потомства, сослался даже на Екклезиаста, предостерегая, что в опасности то государство, «чей царь отрок»; а завершая речь, подчеркнул, что до того как было обнародовано заявление Стиллингтона, Ричард оставался вернейшим из подданных прежнего короля.

Пока он держал речь, услужливые виночерпии сновали между столов, подливая в бокалы лучшие вина, так что под конец настроение слушателей было близким к восторгу. Когда же специально нанятые люди стали восклицать: «Да здравствует король Ричард III!», – зал взорвался приветственными кликами. Именно в этот момент герольды возвестили о прибытии лорда-протектора, и его приветствовали уже как истинного венценосца.

В Лондоне позднее рассказывали, что Ричард трижды отказывался от предложенной чести, утверждая, что недостоин, и какой в зале стоял шум, когда присутствующие, стуча о столы кубками и рукоятями кинжалов, во весь голос скандировали: «Король Ричард!», – а затем вновь избранный государь опустился на плиты зала на колени и вознес благодарственную молитву, и все присутствующие последовали его примеру. В наступившей после этого тишине Ричард поднялся и во всеуслышание с великой твердостью произнес: