Книга Замок на скале - Симона Вилар

– Надеюсь, ты убедил его, что не стоит полагаться только на реликвию?

Филип рассмеялся:

– Ты богохульствуешь, Анна. Разве не ты сама надела ее ему на шею, ты разве не твердила, что ладанка охранит его от несчастий?

Анна чувствовала себя слишком утомленной, чтобы спорить. И ее мучил страх. Она прямо сказала Филипу, что боится. Он накинул ей на плечи свой плащ и постарался утешить как мог. Да, он и сам не понимает, как вышло, что они оказались брошенными на произвол судьбы. Разве Анна забыла, что это далеко не первая осада в ее жизни? И всегда им удавалось продержаться.

– Да, но раньше нам никогда не приходилось противостоять войскам Олбэни, Дугласов, Скоттов и Хьюмов вместе взятым! – воскликнула Анна. – И нет никаких вестей ни от Перси, ни от других. Флетчеры не торопятся, но у них наши люди, так где же они?

– Я знаю не более твоего. Поверь, Эмброз и его сын Гилберт вовсе не такие люди, чтобы отсиживаться в кустах, когда идет травля. Но разве ты не заметила, что сегодня вечером войска герцога Олбэни покинули долину? Я думаю, это добрый знак. Если люди брата шотландского монарха ушли, то теперь все зависит от того, как долго будут тешиться местью люди Дугласа и Скотты.

Через двор наперерез им шел воин с кувшином в руках. Филип шагнул ему навстречу.

– Ты куда, Джон? Сейчас смена постов на стенах, и я хотел поставить тебя у казарменной башни.

Джон Дайтон переступил с ноги на ногу.

– Как скажете, сэр… Я просто подумал, что не будет греха, если я возьму на кухне толику пива и угощу парней у костра.

Филип кивнул и, едва ратник исчез под сводами кухни, негромко сказал:

– Он добрый воин, этот Джон Дайтон. Я видел, как он дрался во время штурма. Он необыкновенно силен, однако умеет рассчитать каждый удар.

– Ты говорил, что он служил у Глостера? – спросила Анна.

– Да, но это было давно. Пора спать, ты едва держишься на ногах. Я проверю посты, обойду стены и приду к тебе.

Она послушно стала подниматься по гранитным ступеням. В темных сенях ей пришлось посторониться, пропуская ратников, несших облаченное в саван тело Джереми. Анна осенила себя крестным знамением и горько вздохнула. Сложив ладони, она медленно прочитала заупокойную молитву, а затем прошла к раненым. Кто уже крепко спал, кто негромко постанывал во сне. Какой-то бедняга бредил. Анна приподняла его голову, напоила липовым настоем, поправила повязки. С тоской она подумала, как ей сейчас не хватает отца Мартина. Худо, когда в осажденной крепости нет священника, чтобы проводить в последний путь умирающих, чтобы отслужить мессу в часовне, чтобы ободрить павших духом. Господи, ну отчего нет никаких вестей? Словно они остались одни во всем мире.

Анна миновала большой зал, переступая через спавших вповалку беженцев. Здесь царила полутьма, только небольшой огонь в камине освещал лежавших повсюду людей – в тех позах, как их настиг сон. Только верная Молли все еще бодрствовала. Она сидела на скамье у огня, скатывая отстиранные бинты.

В детской возле Кэтрин дремала Патриция. Кроватка Дэвида пустовала. Прав или не прав был Филип, решив, что мальчику с детства следует видеть войну со всеми ее ужасами, она не знала. Но, наверное, мужчина должен взрослеть с мужчинами.

Анна склонилась над дочерью, подула на серебристо-пепельные завитки ее волос. Кэтрин, в отличие от брата, казалась трусишкой, однако именно она, когда шла стрельба из орудий, собирала в кладовой плачущих детей, утешала и рассказывала им сказки, чтобы отвлечь. Сейчас Анна с особой отчетливостью увидела, каким серовато-бледным, испачканным и похудевшим стало лицо девочки. Она была так погружена в эти дни в события под стенами замка, а затем в нескончаемые хлопоты с ранеными, что почти не уделяла дочери внимания, препоручив ее и других малышей заботам Патриции. Глядя на Кэтрин, она вдруг с нежностью подумала, как красива ее девочка, несмотря на чумазую рожицу, и как она похожа на отца.

Поднявшись в спальню, Анна распустила шнуровку на боках куртки и стащила ее через голову. Сразу стало легче дышать. Невероятно, как это мужчины могут день-деньской таскать на себе столько железа, словно и не замечая его?

В камине тлели уголья. Анна бросила на них щепотку сухой травы, та вспыхнула, затрещала. Запахло вербеной, душицей и дикой мятой. Анна любила, чтобы в доме пахло травами, это отбивало запах сырости, который скапливался в период дождей в толстых стенах замка.

Потом она медленно расплела косу. За эту неделю у нее не нашлось времени даже для того, чтобы расчесать ее. Она вновь подумала о чане с горячей водой, но тут же прогнала эту мысль. Она так устала, что ей даже есть не хотелось. Перебросив на грудь жгут волос, Анна тонкими пальцами перебирала их, глядя на мерцающие в камине уголья, порой задремывая и покачиваясь в полусне.

Наконец она справилась с волосами и встряхнула ими – тяжелые и густые, они окутали ее, как плащ. Анна взяла из резной шкатулки гребень, но отложила его, сбросила башмаки и забралась в кровать. Следовало бы раздеться и поспать хотя бы одну ночь по-человечески, но не было сил оторвать голову от подушки.

И все же каким-то чудом она еще не спала, когда пришел Филип. Приоткрыв глаза, она видела его осунувшееся лицо, резко очерченные скулы. Он неотрывно смотрел на нее, расшнуровывая наручи, снимая налокотники.

Наконец скрипнула кровать под тяжестью его тела. По привычке она потянулась было к Филипу, чтобы положить голову на его плечо, но вздрогнула, почувствовав под щекой звенья кольчуги. Все мужчины в замке спали не снимая доспехов. Филип к тому же ухитрялся подниматься по нескольку раз за ночь, чтобы проследить за сменой дозорных на стенах.

Она что-то недовольно пробормотала и отвернулась от мужа, успев услышать, как он негромко засмеялся. Теперь Анна спала по-настоящему, уткнувшись в мягкий мех одеяла. Филип здесь, рядом с нею. Он охраняет ее сон, он любит ее. А значит, она может быть спокойна. С ней и детьми ничего не случится, пока они вместе.

12

Сейчас, когда огромный кухонный очаг был погашен, пространство кухни заполнилось мраком. Лишь в самом дальнем ее углу мерцал свет. Джон различил силуэты двух женщин, которые резали хлеб к завтрашнему утру, когда мужчины вновь пойдут на стены.

Дайтон слышал, как одна из них всхлипывает, а другая глухо что-то бубнит, утешая. Он узнал обеих. Плакавшая была беременной женой толстого добродушного Эрика, а другая – полная пожилая кухарка. Когда он приблизился, они обе разом повернулись к нему.

– Где пиво? У ребят во дворе глотки пересохли.

Беременная положила нож и, тяжело переваливаясь, пошла туда, где стояли огромные бочки. Джон знал, что зовут ее Агнес. Ратники в замке даже бились об заклад, кто из них сделал ей ребенка, а Толстый Эрик женился на ней лишь после того, как леди Анна дала за Агнес солидное приданое. Они поженились два месяца назад, и Агнес поначалу пыталась всячески игнорировать мужа, но, когда Эрика ранили при первом штурме в руку, так испугалась и так хлопотала возле него, без устали точа слезы, что даже подшучивавшие над их браком воины стали ее успокаивать, уверяя, что подобное ранение еще никого не сводило в могилу.